Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне никогда не стать для него столь же важной.
Переступив через тело Ромуила, который едва дышит, Люцифер преграждает сестре путь:
— Месть не стоит твоей свободы.
— Это мне решать! — рявкает она, оттесняя его в сторону.
Люцифер снова ее удерживает и с вымученной улыбкой разворачивает к себе:
— Лу, пожалуйста. Ты же не забыла. Stellas nimis amo…
— … ut noctem timeam, — всхлипнув, отзывается Луциана.
Взгляд Люцифера теплеет.
— Не дай ночи поглотить себя. Улетай. Прямо сейчас.
— Я просто хочу справедливости, — шепчет она, погладив его по щеке. — Мы были равны во грехе. Но они на свободе, а я нет.
От смеси безысходности и ненависти, которые в ней плещутся, скручивает желудок. До тошноты. До ответной боли. Напрасно говорят, что ад жесток — небеса суровее во сто крат. Холодные. Предвзятые. Беспощадные. Я понимаю, почему Луциана жаждет мести.
— Я изменю расклад, — она отталкивает Люцифера с такой силой, что он сбивает одну из статуй под колоннадой.
Метнувшись ко мне черной тенью, Луциана заносит руку.
— Не смей! — Теонис подается вперед, но связанным он не в силах ее остановить.
Зажмурившись, я жду вспышки боли и собственного бесславного конца… но удара нет. Вместо него раздается гневный вопль Луцианы:
— Какого дьявола?
Распахнув глаза, я вижу ее обезображенное яростью лицо. И кинжал, замерший в дюйме от грудной клетки. Неужели она передумала? От шока я не сразу чувствую пульсацию под ключицей.
— Что ты с ней сделал, Люцифер? — Луциана снова пытается вонзить в меня лезвие и морщится, когда неведомая преграда сдерживает руку.
Жар кожи становится невыносимым. Кажется, еще немного, и вспыхнет рубашка. Вокруг пирамиды появляется слабый отсвет.
— Защита крови… — изумленно выдыхает Луциана, заметив узор. Вскочив, она в два взмаха крыльев подлетает к поднявшемуся Люциферу и толкает в грудь. — Как ты посмел поставить ее необращенной девке? Дочери той, что сломала мою жизнь!
Недоумение заставляет меня пропустить оскорбление мимо ушей. О чем она говорит? Татуировка сделана для поиска и слежки.
— Что это значит? — я поворачиваюсь к Теонису.
Мозг отказывается принимать единственно доступное объяснение. Да, Луциана не смогла меня убить. Но Люцифер бы никогда…
— Защитная печать, — Теонис не может отвести тоскливого взгляда от умирающего отца. — Иногда демоны ставят ее друг другу, чтобы избежать смертельного исхода в поединках.
И такая печать на мне? Уму непостижимо.
Голос Теониса звучит отрешенно, но вместо утешений я продолжаю донимать его эгоистичными расспросами:
— Как она действует?
— Кровь того, кто ее носит, проливается лишь раз — по обоюдному согласию — в момент заключения соглашения. После этого обладатель печати навсегда закрыт от рук того, кто ее ставил, а также всех его кровных родственников. Кровь защищает кровь.
Так это правда. Вместе с осознанием меня накрывает волна смятения. Я позволила Люциферу сделать порез. И сама того не зная, заключила с ним соглашение.
Он не может меня убить.
Луциана не может меня убить.
И даже… Сатана не может меня убить.
Хоть и обещал свернуть шею, если я не приму сторону ада. Опешив, я прижимаю руки к узору под ключицей. К щекам приливает кровь, а грудь разрывает от волнения. Печать больше, чем защита.
Люцифер дал мне право выбирать.
[1] Согласно Данте, в седьмом круге оказываются те, кто совершил насилие. Но это не только насильники над ближним (тираны и разбойники) или насильники над собой (самоубийцы), но еще и насильники над божеством (богохульники), естеством (содомиты) и искусством (лихоимцы).
Люцифер не видит устремленного на него взгляда — слишком занят бушующей сестрой — но мне хватает осознания того, что он сделал. Мгновение назад я едва ли не плакала от жестоких слов о своей ничтожности, а теперь понимаю, насколько глупа эта обида. Какая разница, кто и что говорит? Важны лишь поступки.
Со счастливой улыбкой я прижимаю руки к татуировке.
Спасибо за этот выбор.
Я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалел, что дал его мне.
От радужных мыслей меня отвлекает гневный вопль Луцианы.
— Если не могу сама, не значит, что никто не может! — оттолкнув Люцифера, она в бешенстве оборачивается к Ксавиану: — Убей эту сучку!
Оскалившись, тот достает меч.
— Не вздумай! — вскрикивает Люцифер, кидаясь навстречу.
Маска безразличия мгновенно слетает с его лица. Он ожидаемо зол, но кроме гримасы ярости я вижу и тень испуга. Мне тоже следует бояться — за себя и за Теониса — но сердце сжимается не от страха, а от наивной детской радости.
Впервые Люцифер не скрывает, что я важна для него.
— Ксавиан, шевелись! — торопит Луциана.
Как темная молния она проносится вдоль колонн и крылом отбрасывает Люцифера к обвалившейся стене. Тот с грохотом прокатывается по полу, поднимая клубы пыли. Луциана устремляется следом и, подмяв под себя, шипит ему в лицо:
— Не позорь честь семьи.
Пыхтя, Ксавиан заносит меч. Заметно покачивается — оружие слишком тяжело — но даже это вряд ли его остановит.
— Не тебе рассуждать о чести, — хмыкает Люцифер, вырываясь из крепкой хватки.
Я отползаю в сторону. Неуклюже и поспешно, насколько позволяют впивающиеся в кожу нити. Теонис вытягивает ноги, намереваясь сбить Ксавиана, но тот отшатывается и резко рассекает лезвием воздух. Я силюсь вспомнить слова молитвы, и как назло ни одна не приходит на ум. Взглянув на Люцифера, я успеваю мысленно прошептать «прощай», когда на меня наваливается Теонис.
Господи! Он же закрыл меня собой!
Я испуганно выдыхаю. Меч со свистом описывает полукруг… и сносит треть белоснежного крыла! Дернувшись, Теонис кричит сквозь стиснутые зубы. Хлынувшая кровь заливает рубашку, срубленные перья осыпаются как грязный снег.
— Нет! — в панике я выставляю перед собой связанные руки. — Ксавиан, не убивай его! Тебе нужна я.
От боли Теонис теряет сознание. Ксавиан с ехидной усмешкой снова поднимает меч, но замахнуться мешает мощный удар справа. Схватив за горло, Люцифер впечатывает Ксавиана в стену — так яростно, что осыпается часть уцелевших фресок — и одним движением сворачивает шею.
— Из-за какой-то смертной девки… — не унимается Луциана.
Люцифер разжимает пальцы, и тело Ксавиана сваливается к его ногам как мешок с гнилью. Меч со звоном падает рядом. Черт! Слишком далеко, чтобы дотянуться и перерезать силки.