втянулся. Во время чтения я представлял, что Ирка рядом, и порой мне даже слышался ее смех.

Во-вторых, я ежедневно заряжал аккумулятор смартфона и проверял входящие сообщения. Да, большинство знакомых улетело, но кое-кто остался и доживал свою жизнь в родном Нечерноземье. Им я писал письма, от них я ждал ответа.

И дождался. В середине лета институтский знакомый позвал работать на усадьбе какого-то богача за наличные. Меня смутило слово «усадьба». Подумал: уж не допился ли я до того, что персонажи книжек стали писать мне эсэмэски? Откуда в наш роботизированный век усадьбы? Какой дурак будет посреди заброшенных полей строить «дворянское гнездо»? Но поместье оказалось настоящим, а работа стоящей.

Выяснилось, что нас нанял московский министр. Прислуга шепнула бригадиру, что весь российский участок пекинской трассы – его вотчина. Скорее всего, это было правдой, потому что попасть в усадьбу можно было только по спецпропуску, а по всему периметру хозяйских владений бродили офицерские патрули.

Платили хорошо, я впрок закупил солярки, сахара, соли, комбикорма и удобрений. Но и повкалывать пришлось знатно: мы сдирали некрасивый полевой дерн и на его место стелили импортный зеленый газон. Иногда приезжал министр и наблюдал с балкона за нашей возней. Я с удивлением заметил, что работники усадьбы при виде министра кланяются в пояс. Может, в городах уже давно такие порядки, но мне, провинциалу, это казалось диковатым.

Однажды, когда наша работа была почти закончена, ко мне подошел майор ФСБ и сказал:

– Пройдемте, хозяин хочет с вами поговорить.

Я повиновался. При входе во дворец мне велели надеть бахилы и подвели к министру. Я вежливо поздоровался, но кланяться не стал.

– Правда ли, что вы учитель словесности? – спросил он.

– Только по диплому. Работал в пожарной охране и землю пахал.

– Как вам мое именье?

– Роскошно, прям как у Троекурова.

Министр не считал моей иронии и довольно улыбнулся:

– Так и было задумано. Все натуральное, как в ХIХ веке: дерево, камень, раствор на яичных желтках. Даже утеплитель под крышей не полистирол, а как в старину – дранка! И храм неподалеку. И охота в этих местах знатная!

Дальше министр пустился в дидактические рассуждения о правильном укладе жизни. Я особо не прислушивался. К чему мне знать, какая мода нынче у богачей? В конце монолога я уловил вопросительную интонацию и понял, что меня, как образованного человека, позвали похвалить увиденное.

– Впечатляет, – сказал я равнодушно.

Мне налили стакан водки и дали закусить бутербродом с салями. Водка была мягкой, а от колбасы неприятно отрыгнулось. Много лет я питался мясом домашнего скота и забыл вкус фабричных копченостей. Желудок тоже отвык. С усталости я захмелел, набрался наглости и спросил майора:

– Слушай, а ты не мог бы узнать про одного человека на Марсе? Я слышал, вы это делаете за деньги.

– В барском доме не положено разговаривать, когда не спрашивают, – ответил офицер.

Через неделю, как обычно проверяя сообщения на телефоне, я получил письмо от неизвестного абонента. Мне предлагалось подъехать к закрытой бензоколонке на полузаброшенном шоссе. В назначенный день я сунул нож за голенище и рванул к заправке.

– По жене скучаешь? – спросил майор, даже не поздоровавшись.

Я молча кивнул.

– Разговоры с Марсом запрещены, потому что для перехвата сигнала используются военные радиочастоты. Это вопрос стратегической безопасности страны. Устроить обмен сообщениями можно, но если меня засекут, то посадят на пожизненное. Так что будет очень дорого.

– Продам почку.

– Не советую. Лучше продай личность. Не больно и стоит дороже.

Рынок продажи личных данных существовал со времен первого полета на Марс. Люди, отчаявшиеся добиться благополучия на родной земле, начинали маниакально бредить полетом. Как моя Ирка, они готовы были лететь по чужим документам и жить чужую, но, может быть, лучшую жизнь. Они скупали паспорта и отправляли сразу несколько анкет, увеличивая тем самым свои шансы. Находились и такие, что готовы были продать собственное имя и трудовую биографию. Первые готовы были биться за удачу даже на чужой планете, вторые отчаялись настолько, что за деньги вычеркивали себя из списка живых. Не знаю, как там обустроились первые, но последние обычно погибали в пьяной драке с себе подобными. Вспомнились обугленные трупы бродяг.

Страшно так сразу отречься от себя, допустить, что тебя не опознают даже мертвого. Так хоть соседи спохватятся, отнесут на кладбище, вобьют в глину простой нестроганый крест. Но притяжение к Ирке действовало сильнее, чем страх смерти и забвения.

Что ж, вероятность нашей встречи ничтожно мала. Но если она все же ответит, если окажется, что она довольна и ни о чем не жалеет, я наконец успокоюсь. И буду просто доживать. А вдруг она напишет, что скучает и ждет? Тогда мне будет к чему стремиться, тогда я сам начну скупать чужие данные и отправлять анкеты. Может, мы даже встретимся, пусть дряхлые и седые, пусть в тесном кубрике марсианской станции, но мы разденемся догола и уснем, обнявшись. И все будет как раньше. «Была не была, будь что будет», – подумал я, вошел в «даркнет» и выставил себя на продажу.

Ждать пришлось недолго. Мои документы понравились интеллигентной городской семье. Хорошо образованные, но плохо приспособленные к жизни люди. Такие же, как мы с Иркой. Были еще предложения, некоторые даже выгодней, но я подумал: «Пусть мое имя служит товарищам по несчастью».

Мы встретились на той же заброшенной бензоколонке, что и с майором. Муж, худой, лысеющий доходяга, вел переговоры, а жена направляла на меня ружье. Руки ее дрожали. «Тоже мне интеллигенты», – подумал я, спокойно пересчитал деньги и протянул лысому документы.

– Теперь чип, без него сделка не состоится.

– Понимаю. – Я достал из кармана пассатижи, расшатал и вырвал зуб. Лысый просветил его сканером, убедился в наличии чипа и кивнул жене. Они стали боязливо пятиться к своей машине, продолжая угрожать мне ружьем. Я представил, как этот бедолага будет тушить на Марсе искрящие электрощиты, и рассмеялся. Господи, до чего мы все докатились! Когда покупатели уехали, я прополоскал рот самогоном и немного выпил, чтобы унять боль.

Узнав, что деньги при мне, майор тут же привез военную радиостанцию, показал, как кодировать, отправлять и перехватывать сигнал. Предупредил о строгой секретности и пригрозил убийством за лишний треп.

Быстро разобравшись с устройством, я отправил шифровку. На Марс радиограмма придет под видом официального запроса из центрального аппарата ФСБ. Майор объяснил, что офицеры на марсианской станции в доле и обязаны мне ответить. А если Ирка найдется, то они пришлют от нее кодированное письмо. С того самого дня я перестал читать вслух. Теперь