был частью меня, точнее – я был частью его, я не мог существовать отдельно, об этом страшно было даже подумать.

И как я жил раньше, когда этот медальон принадлежал Строцци?

Подумав о том человеке, который прежде обладал этим медальоном, я почувствовал острую неприязнь, даже ненависть, какой не испытывал ни к одному человеку. Как смел этот жалкий, уродливый человек владеть таким сокровищем, моим сокровищем?

Но в следующую секунду я подумал о другом человеке – о том молодом падуанце, на пару с которым мы провернули дельце и завладели медальоном. Что он сказал сегодня? Что мы будем пользоваться медальоном по очереди? Да как он смел…

Я спрятал медальон под подушку, лег в постель и почти сразу заснул – и мне снились удивительные сны, полные сказочных существ и восхитительных красавиц.

Полина доехала на маршрутке до Арсенальной набережной, вышла возле нового торгового центра и пошла вперед.

Вдоль берега тянулись корпуса Металлического завода. Часть из них в девяностые годы прошлого века сдали каким-то коммерческим фирмам, остальные выглядели полузаброшенными. Наконец среди мрачных заводских корпусов, словно белый лебедь среди вороньей стаи, показалось красивое двухэтажное здание с белыми колоннами по обеим сторонам крыльца.

Полина прибавила шагу и скоро подошла к особняку.

Вблизи он выглядел далеко не таким нарядным. Как старая актриса, которая издали, из последнего ряда партера или с верхнего яруса еще может показаться красивой, а зрителям первых рядов уже видны все ее морщины – так и этот особняк издали был удивительно красив, но вблизи Полина увидела пятна сырости и трещины на бело-желтых ампирных стенах, осыпавшуюся штукатурку, выбитые окна и отбитые капители колонн. Самое же главное – от этого здания исходил трудноуловимый аромат гибели и запустения, от которого по спине Полины пробежал холодок, и она подумала, не зря ли приехала сюда, на встречу с неизвестностью.

Впрочем, возможно, если бы этот дом попал в хорошие руки, его еще можно было бы привести в порядок, как может помолодеть стареющая женщина, встретив заботливого и любящего мужчину.

От набережной особняк был отделен высоким дощатым забором с маленькой калиткой. Полина подергала ручку, но калитка была заперта, и из-за нее не доносилось ни звука.

Полина почувствовала разочарование, но в то же время явное облегчение: она приехала на встречу вовремя, а если ее не ждут – это уже не ее вина.

Еще раз подергав ручку, развернулась и хотела уже отправиться в обратный путь, как вдруг рядом с ней словно из-под земли появилась маленькая девочка в длинной старушечьей кофте и пестрой юбке до самой земли.

– Пришла? – проговорила девочка странным, недетским голосом. – Молодец, что пришла, сестрица! Тебя ждут!

С этими словами она ухватила Полину за руку и повела ее вдоль забора.

Полина пригляделась к девочке – и с удивлением поняла, что это вовсе не ребенок, а карлица, крошечная женщина средних лет.

– Кто ты? – спросила она. – Куда ты меня ведешь?

– Я-то кто? – пробормотала карлица, оглядываясь по сторонам. – Я-то известно кто, я Пелагея. А куда я тебя веду, сестрица, скоро узнаешь. Сейчас, сестрица, нам надо поскорее отсюда уйти, а то как бы нас тут не приметили. Больно тут место пустое, стоим с тобой на виду, как две сороки на колу…

С этими словами она подвела Полину к краю забора и дернула одну из досок. Доска послушно отошла в сторону, открыв проход.

– Давай, сестрица, полезай! – Карлица показала Полине на проход.

Полина неуверенно шагнула перед, протиснулась между шероховатыми досками и оказалась на просторном пустыре. Карлица последовала за ней и вернула доску на место.

Пустырь, окружающий старинный особняк, зарос густой жесткой травой, среди которой тут и там пробивались чахлые деревца и кусты. К входу в особняк вела узкая тропинка, по которой и повела Полину ее маленькая спутница.

Неожиданно начало темнеть – слишком рано для хорошего летнего дня в Санкт-Петербурге. В сгущающихся сумерках старинный особняк показался еще величественнее и прекрасней, полутьма скрыла трещины и пятна на штукатурке, колонны по фасаду ярко белели.

Вдруг кусты справа от тропинки заколыхались, раздвинулись, и на нее выпрыгнул огромный золотисто-коричневый зверь. Он был похож на тигра, только шкура заметно темнее и лишена полос. Зверь грозно приоткрыл огромную пасть и тихо, басовито зарычал, шерсть на загривке поднялась дыбом.

Полина ахнула и попятилась.

Карлица, напротив, ничуть не испугалась, а подошла к огромному хищнику и погладила его по загривку.

Угрожающее рычание перешло в мягкое басистое мурлыканье, шерсть на загривке улеглась, зверь потерся щекой о плечо крошечной женщины и отошел в сторону, как будто уступая двум женщинам дорогу.

– Идем, сестрица, – невозмутимо проговорила карлица, повернувшись к Полине. – Идем, не бойся, он тебя не тронет!

– Кто… кто это такой? – испуганно проговорила Полина, с опаской проходя мимо огромного зверя, который улегся рядом с тропой, лениво помахивая хвостом.

– Это-то? – переспросила карлица. – Так это Феденька… он тут у нас за сторожа. Чужих ни за что не пропустит!

– Да что же это за зверь? – Полина старалась не отставать от карлицы, но то и дело оборачивалась, чтобы взглянуть на четвероногого охранника, желтые глаза которого тускло горели в сгущающихся сумерках. – Тигр? Лев? Никогда такого не видела!

– Да где ж ты его могла видеть-то? – насмешливо проговорила маленькая женщина. – Ты ведь, сестрица, небось и в лесу-то настоящем не бывала, зверей живых только и видела, что в зоопарке! А Феденька – он бабр…

– Кто? Бобр? – удивленно переспросила Полина. – Ты шутишь? Какой же он бобр!

– Да не бобр, а бабр! – карлица досадливо поморщилась. – Раньше-то их много в Сибири водилось, а сейчас вот только четверо осталось. Матушка их хочет сберечь, да и ей не все удается. Вот Феденька с ней сюда из лесу пришел, чтобы от злых людей защищать…

– От злых людей? – переспросила Полина.

– Ну да, а что же ты думаешь? Люди всякие бывают – бывают добрые, бывают и злые. У матушки врагов много… вот и выходит, что Феденька ей нужен, и не один он, тут кроме него еще сторожа есть…

– Чудеса какие! – Полина покачала головой, пытаясь привести в порядок мысли и чувства. – А кто она такая – матушка?

Карлица посерьезнела.

– Матушка – она и есть матушка, да ты ее скоро сама увидишь.

За разговором они подошли к особняку и поднялись на высокое крыльцо. Перед ними беззвучно открылись высокие резные двери, и женщины вошли в просторный полутемный холл. Двери за их спиной с грохотом захлопнулись.

Полина почувствовала себя неуютно, но постаралась