Чтобы хоть как-то отвлечься, Леона попыталась думать о приятном: о том, как вернется домой, как ее обнимет мама, как отец, скупо улыбаясь, погладит по волосам. Конечно же они удивятся и расстроятся, увидев свою девочку заколдованной и такой большой, но все равно будут рады, что она вернулась.

Силы таяли, как воск над огнем. Леона натерла ногу, вспотела и очень устала. Но в тот миг, когда она уже решила сойти с дороги и немного отдохнуть под ближайшим деревом, сзади ее окликнули:

– Льесса!

Голос не принадлежал ни Эрике, ни дяде Орнеллу, но Леона все равно насторожилась: совсем недавно на дороге не было никого. Откуда же взялся этот человек?

Но убегать было глупо, все равно догнал бы, и Леона остановилась и обернулась. Действительно, по дороге, отставая всего на каких-нибудь десять шагов, шагал незнакомый мужчина. Он был хорошо одет, по мнению Леоны, и создавалось такое впечатление, будто благородный льесс вышел на прогулку. Солнце золотило его светлые волосы, и льесс шел в одной сорочке, держа сюртук в руке.

Но доверия к нему все равно не было. Насупившись, Леона исподлобья смотрела на этого не пойми откуда взявшегося льесса. А он, беспечно размахивая рукой, в которой держал сюртук, подошел совсем близко и остановился, с улыбкой глядя на Леону. Улыбка эта ей тоже не понравилась, потому что улыбался льесс широко и добродушно, а глаза оставались холодными и колючими.

– Добрый день, – сказал он. – Что делает уважаемая льесса одна, в такую жару и посреди пустынной дороги?

Леона пожала плечами и ответила первое, что в голову пришло:

– Гуляю, льесс. А вы что здесь делаете?

Он беззаботно рассмеялся:

– Я тоже гуляю, представляете?

И пристально посмотрел на нее, да так, что от этого взгляда пробрало до костей.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил он серьезно.

Леона назвала себя.

– Очень приятно, – сказал льесс, – а я – Кронн. Не хотите ли составить мне компанию?

Она не хотела. Этот Кронн ей определенно не нравился, хотя Леона не могла толком объяснить почему. Возможно, виной тому был его колючий взгляд, а возможно, и то, что он постоянно с беспокойством оглядывался, как будто опасался, что еще кто-нибудь объявится на пустой дороге.

– Ну так что? – спросил он настойчиво. – Я вижу, вы утомились. Предлагаю добраться до во-о-он тех деревьев и передохнуть. У меня есть фляга с водой и немного цукатов.

Вода… Леона мечтательно вздохнула. Что ж, у Кронна, похоже, нашелся решительный аргумент в пользу небольшого отдыха. Она еще раз покосилась на него – вроде ничего плохого он не делает…

– Хорошо, идемте, – сказала она тоном, каким принято отвечать воспитанным девочкам.

– Конечно, идем, – обрадовался Кронн.

Они сошли с дороги, и Леона тут же утонула в траве. Длинная юбка путалась в ногах, в сочных стеблях. Кронн быстро сообразил, в чем дело, взял Леону за руку – крепко так взял, что и не вырвешься, – и потащил к лесу.

– Подождите, – пискнула Леона, – я устала!

– Сейчас отдохнешь, – процедил Кронн. И куда только учтивость девалась.

Леона даже не поняла, как так быстро они оказались у первых деревьев и как Кронн ловко затащил ее дальше в лес. Отсюда и дороги не было видно, а уж их со стороны дороги и подавно.

– Пустите! – взвизгнула Леона. – Да что вы делаете?

И осеклась, увидев, что сюртук Кронн бросил на землю и теперь в его руке – кинжал, самый настоящий, с длинным клинком. Задохнувшись от нахлынувшего ужаса, Леона посмотрела ему в лицо. Кронн ухмылялся.

– Хорошо, что я нашел тебя первым, – сказал он. – Прости, ты просто мешаешь. Ничего личного.

И кинжал в его руке начал стремительный и короткий путь к сердцу Леоны.

А она как-то сразу поняла, что вот сейчас ее убьют и все закончится, и будет она только и делать, что сидеть на небе и беспомощно смотреть, как горюют папа и мама и как одиноко Лошадоньке и Собаченьке… Все это пронеслось в ее голове очень быстро, быстрее мгновения, резануло страшной леденящей болью, еще больнее, чем если бы ее раскромсали на куски. Она даже не подумала – это было озарение, яркое, жгучее, словно укус осы. И в то же время что-то рванулось изнутри наружу, какие-то призрачные серые ленты, перевитые друг с другом. Нож проделал только половину пути, а эти ленты хищно впились в Кронна, в его лицо, забивая ноздри, мешая видеть. Он удивленно вскрикнул и выронил нож. А ленты, как будто живые, воспользовались этим, нырнули ему в раскрытый рот и…

Оторопев, прикусив костяшки пальцев на руке, Леона в немом ужасе смотрела, как Кронн, только что бывший совершенно здоровым и живым, начал буквально на глазах усыхать, съеживаться. Кожа утратила цвет, сделалась белой и сухой, как лист бумаги. Глаза запали, губы истончились, нос высох. Кронн рухнул на траву. Серые ленты, которых было уже очень много, обвили его коконом, выпивая влагу и саму жизнь.

И тогда Леона, не выдержав, закричала. Она бросилась со всех ног, сама не понимая куда, куда-то в лес. Бежала, борясь с хлещущими по лицу ветками, с сучьями, которые так и норовили ухватить ее за платье. Потом неудачно оступилась; ногу пронзила резкая боль, от которой потемнело в глазах. Леона потеряла равновесие и, понимая, что падает, катится куда-то вниз, уже ничего не могла поделать. В довершение она больно ударилась головой, и падение наконец прекратилось.

Всхлипывая и кряхтя, Леона кое-как поднялась и села.

Где-то очень высоко над головой шумели кроны деревьев. Если опустить взгляд, было видно, что деревья росли на крутом склоне, по которому она так неудачно скатилась. А сама она сидела на дне овражка, на влажной глине, и у нее болела лодыжка. Леона осторожно тронула пальцем то место, где болело, и расплакалась. Под плотным чулком быстро наливалась опухоль, полная горячей, дергающей боли.

– Мамочка, – прошептала она вместе с рыданиями, – мама-а…

И подумала, что теперь, раз уж она не может ходить, ее сожрут дикие звери и никогда она не увидит ни мамы и папы, ни Лошадоньки и Собаченьки.

Модификаторы магии порталов проложили прохладную дорожку к желудку. Арман торопливо пристегивал ножны, привязка поискового заклинания, которую быстро и ловко перебросили на него, грела правое плечо, нетерпеливо так, словно натягивалась невидимая нить, которая должна была привести его к Бранту. Что еще взять? Арман сунул нож за голенище, а в поясную сумку бросил привычный набор модификаторов. Еще неизвестно, что там Брант заготовил. А может быть, и ничего не заготовил и все происходящее – случайность, результат оплошности.

– Вы куда это, ваше величество?

Арман с досадой глянул на сухопарую фигуру Сильена, застывшую в дверном проеме. Поймал себя на том, что последнее время советник начал раздражать. Складывалось ощущение, что Сильен, подобно удаву, все туже и туже стягивал вокруг Армана свои кольца, еще немного – и он уже попросту не сможет и шевельнуться без одобрения этого человека.