электрических ламп стоят огромные канделябры с зажженными свечами. При их трепетном мерцании Геринг кажется сам себе средневековым патрицием.

Весь кабинет увешан портретами гогенцоллернов, кайзера и кронпринца. Рядом с ними Бенито Муссолини. Но напротив своего рабочего кресла Геринг отвел место для Наполеона Бонапарта. По ночам, при свете свечей, он пристально смотрит в глаза этого крупнейшего политического карьериста прошлого века, как бы советуясь с ним. Геринг явно мечтает о карьере «великого корсиканца» и уж, конечно, из всех нацистских бонз считает только себя имеющим основание и право на такую мечту…

Этот кабинет все чаще и чаще посещают напуганные ростом революционного движения германские банкиры и промышленники. И Геринг говорит с ними языком, свободным от псевдосоциалистической демагогии нацизма. Пусть Адольф Гитлер и Альфред Розенберг выступают с трескучими речами. Гитлер как-то назвал себя «национальным барабанщиком». Пожалуйста! Пускай роль политических демагогов будет за ними. Ему, Герингу, ни к чему эта псевдоромантика, этот мещанский социализм.

Приближаются решающие дни борьбы за власть. 28 января 1932 года в замке Ландсберг, принадлежащем монополисту Тиссену, происходило секретное совещание: три директора Стального треста (Тиссен, Пенсген и Феглер) встретились с тремя китами национал-социализма — Гитлером, Герингом и Ремом. Но впереди еще год больших политических битв. В августе на выборах в рейхстаг нацисты собрали 37 процентов всех поданных голосов. Это была вершина успеха, которого они когда-либо достигали в избирательной борьбе. Но в последующие месяцы нацистская партия резко скомпрометировала себя связями с крупными монополиями, была разоблачена левыми партиями и вследствие этого 6 ноября потеряла два миллиона голосов.

На процессе в Нюрнберге Геринг вынужден был признать, что именно в то время особенно усилились позиции германской коммунистической партии:

— За нее было подано свыше шести миллионов голосов.

Гитлер понимал, что, если не принять самые экстраординарные меры, депрессия нацизма может привести к полному его поражению. Многие из подручных фюрера явно растерялись. Только Геринг в эти дни продолжал энергично действовать, и в результате его переговоров с магнатами промышленности 19 ноября 1932 года Шредер, Крупп и другие монополисты обратились с письмом к президенту Гинденбургу, категорически требуя назначить Гитлера рейхсканцлером.

Наступает февраль 1933 года. В доме Германа Геринга опять собираются представители крупнейших монополий. Гитлеру нужны деньги, чтобы успешно провести подготовку к выборам, назначенным на 5 марта. Геринг хорошо знал, что может произвести наибольшее впечатление на собравшихся.

— Господа, — сказал он, — жертвы, которые требуются от промышленности, гораздо легче будет перенести, если промышленники смогут быть уверены в том, что эти выборы будут последними на протяжении следующих десяти лет и, может быть, даже на протяжении следующих ста лет.

«Господа» не заставили себя упрашивать. За несколько минут было собрано три миллиона марок.

День 5 марта 1933 года стал черным днем Европы.

Геринг сосредоточивает в своих руках важнейшие посты: становится президентом рейхстага, имперским министром воздушного флота и прусским министром внутренних дел.

В первые же дни упоения властью Геринг организует целую сеть концлагерей, куда загоняет коммунистов, социал-демократов и вообще всех, кто хотя бы бросил косой взгляд на национал-социализм. Здесь будут не только уничтожать людей, здесь будут готовить палачей для всей Европы, здесь профессиональные истязатели и душегубы станут набираться опыта. Впрочем, пройдут годы, погибнут миллионы людей, и в Нюрнберге Герингу, организатору концлагерей, будет предъявлен счет. Геринг хорошо поймет, что из всех обвинений это самое страшное. И он попытается уйти от него. Нет, он не намерен отрицать, что был создателем концлагерей в Германии, не осмелится оспаривать, что сажал туда демокатов. Весь вопрос, однако, с какой целью сажал… В нюрнбергской тюрьме Герман Геринг дает интервью корреспонденту «Ассошиэйтед Пресс» и пытается «внести ясность» в этот вопрос:

— Увидев кинофильм о концлагерях, я, как и все, ужаснулся… Я вводил такие лагеря вовсе не для этой цели. Я стремился к тому, чтобы перевоспитать политических упрямцев и поставить их на рельсы национал-социализма. С 1934 года руководство лагерями перешло к Гиммлеру, который из осторожности держал нас всех вдали от этого. Так что я не имел никакого понятия об этих ужасах…

Пройдет двадцать лет уже после Нюрнбергского процесса, и у супруги Германа Геринга возникнут опасения, что новое поколение немцев так и не узнает этих «искренних» слов ее кумира. А другие, которые постарше, возможно, забыли их. И она решила напомнить. Да, лагеря были созданы Герингом. Но зачем?

«Никто не знает лучше меня, — сообщат Эмми, — какова была концепция Германа относительно перевоспитания в лагерях. Когда он узнал, что один из охранников избил и нанес тяжкие повреждения виновного и закричал: "Я не зову иметь никакого отношения к этому свинству!"»

Однажды, уже во время войны, Геринг решил посетить какой-то концлагерь. Но, представьте себе, охрана лагеря отказалась его пустить туда, сославшись на указания Гиммлера.

Все это ложь, конечно. Лгал Геринг, лжет и его «верная Пенелопа».

Чудовищная жестокость и садизм «железного Германа» в отношении противников нацизма и своих личных недругов проявились буквально с первых же дней его политической карьеры. Он отличался этим еще в 1923 году, в период нацистского путча в Мюнхене. Это от него последовал тогда приказ: «Черепа городских советников должны быть размозжены».

Март 1933 года. Нацисты только что пришли к власти. И сразу же Геринг вводит в Германии казнь путем отсечения головы топором для тех, кто не желает покориться им. Нужно ли доказывать, что и этот шаг достаточно характеризует его как «гуманиста и воспитателя».

Не без гордости он сам провозглашает себя «человеком № 2», хотя в душе лелеет мечту стать первым номером. И Геринг действительно стал им, но только когда оказался уже в Нюрнберге и явно ощутил на шее веревку.

Существо непомерного, патологического тщеславия, он даже в те трагические для него дни не мог скрыть своего удовлетворения, когда обвинитель Джексон, обращаясь к нему, сказал:

— Возможно, вы осознаете, что вы единственный оставшийся в живых, кто может полностью рассказать нам о действительных целях нацистской партии и о работе руководства внутри партии?

— Да, я это ясно осознаю, — самодовольно отозвался Геринг.

А дальше между обвинителем и подсудимым № 1 произошел такой диалог:

Джексон. Вы с самого начала намеревались свергнуть и затем действительно свергли Веймарскую республику?

Геринг. Что касается меня лично, то это было моим твердым решением.

Джексон. А придя к власти, вы немедленно уничтожили парламентарное правительство в Германии?

Геринг. Оно нам больше не нужно было.

Герману Герингу не нужно было и многое другое.

Он с легкостью обошелся бы без Гинденбурга. Если бы не рейхсвер, Геринг не постеснялся арестовать престарелого президента.

Ему