Пуля вошла наемнику в живот. Ян сначала не почувствовал боли и ударить все же успел, вогнав лезвие в ухо черного по самую рукоятку. Танк умер мгновенно. Наемник грубо и обреченно выругался, приложил руку к животу и почти сразу потерял сознание, а в голове его, остывая, теплилась одна-единственная мысль: о Стрелке.

* * *

Клим прижался к забору: нога кровоточила. Пуля, конечно, дура, но гранатный осколок еще дурнее: нашел «анархиста», прятавшегося в траве – и в голень! Сначала больно не было – щекотно только стало от шока, когда лопнула кожа и бесформенный кусок металла вгрызся в мясо. А вот потом заболело, да так, что ступать было уже невыносимо, раненую конечность пришлось буквально волочь.

Клим отщелкнул клапан нагрудного кармана, грязными пальцами подхватил и вытащил оранжевую аптечку – самую обычную, нищебродскую, которая не чета была войсковым или лаборантским, где и состав почище, и выбор побогаче. Под крышечкой, как обычно, находились бинт – ровно на один раз, лохматый комок ваты, болеутоляющее в шприце и крохотный пузырек перекиси для обеззараживания. И то праздник.

«Анархист», не поморщившись, вогнал иглу в ногу, ввел лекарство, а после, прочистив рану, умело ее забинтовал. Ступил пару раз для пробы: болеутоляющее подействовало быстро.

Пока Клим приводил себя в порядок, «фримены» с черно-красными прочно закрепились во дворе Тюрьмы: подминали теперь правый ее фланг и шквальным огнем обрабатывали трехэтажку слева, где в отчаянной попытке удержать направление бились жалкие остатки «легионовской» армии. На первый взгляд победитель этого вечера был очевиден, но радоваться успеху объединенные группировки не спешили: исход боя запросто мог решить случай, а Зона – на то и Зона, чтобы этот случай предоставить.

«Анархист» провел ладонью по щеке, пытаясь нащупать гарнитуру голосовой радиосвязи, но та бесследно пропала – выпала, видимо, пока он зайцем несся через поле вслед за спятившими монстрами. Кстати, о них… Клим еще раз выглянул из-за забора: совсем рядом, в десятке метров, чадила обугленная туша шатуна.

В поле видимости находились еще пара трупов крарков, разорванный ловец, мутособака с перебитым позвоночником. Клим хорошо помнил, что зверья было намного больше.

Распластавшись в жирной грязи, в которую превратилась утрамбованная десятками сапог земля, он пополз к своим. Ближе всех оказался кто-то из «гербовцев» – в темноте не разобрать было ни лица, ни звания.

– Что тут? – прокричал «анархист» чересчур громко, привалившись к сложенному из мешков брустверу. – В двух словах.

– Жарко, и стреляют, – коротко бросил черно-красный. – Ублюдки вооон тама засели, в здании, что левее, и не выкуришь их оттуда. Но ничего, тут мы крепко ухватились, а сейчас ребята обойдут с тыла…

– И?

«Гербовец» высунулся, взмахнул стволом автомата неуклюже, прицелился в направлении трехэтажки, а после выпустил длинную очередь. Куда ушли пули и попали ли в кого-нибудь – было непонятно.

– И хана им всем тут, – сплюнул солдат. – А хрена они думали – что мутанты нас остановят? Нас, «Герб», со зверьем всю жизнь воевавший? Наши только прорвутся в здание сзади, чтобы, значит, попасть, пока мы тут на себя огонь отвлекаем, – и кончится все.

– Ясно, понятно.

– Помогай, не тупи, у тебя снайперка вон в руках, – выпалил черно-красный и высадил остаток обоймы туда же: в никуда. – На одиннадцать часов пулеметчик, второй этаж, окно по центру. Займись им, он заколебал уже.

Клим кивнул, высунул голову, огляделся: по трехэтажке лупили по меньшей мере человек тридцать, не экономя боеприпасов и не стесняясь. Видимо, иссеченное пулями здание действительно было последним оплотом сопротивления. Оттуда, изо всех окон подряд, огрызались «легионовцы»: отчаянные в своей агрессии, они уже понимали, что битва проиграна, но подобно загнанным в угол крысам на что-то еще надеялись. А их били отовсюду: с собственных вышек, из-за собственных же брустверов, из воронок, оставшихся после минометного огня, из-за низких и нелепых построек. «Гербовцы» с «анархистами» были везде. Казалось, что их бесконечно много, в то время как силы боевиков таяли как последний снег по весне.

Длинной очередью зашелся пулемет.

В оптический прицел «анархист» с трудом выловил окно, на которое указывал ему «гербовец»: в густом мраке ночи и здание-то разглядеть было сложно, не то что какую-то его часть.

Словно прочитав мысли Клима, в небо кто-то запустил сигнальную ракету, и та затопила округу красным заревом. «Спасибо тебе, мил человек», – улыбнулся «анархист», сводя указатели прицела.

Когда снова засверкали вспышки выстрелов, обрамляя позади себя темную фигуру пулеметчика в квадратном провале окна, Клим вдавил спуск. Винтовка грохнула неслышно на общем звуковом фоне и толкнула в плечо – чья-то смерть покинула канал ствола.

Стрельба в окне прекратилась сразу, но попал ли «анархист» – оставалось только гадать.

В томительной перестрелке, становящейся все более вялой, прошли еще несколько минут. Пулеметчик в окне снова дал о себе знать, но теперь расходовал боезапас огрызками, словно боясь, и «анархист» был почти уверен, что первого стрелка он все же убил, но на смену пришел кто-то другой, более пугливый. Вдруг снайпера хлопнули по плечу, он обернулся – это был «гербовец».

– Цэу от Мазурова: они входят в здание, приказал начинать зачистку. Так что давай, анархия, вперед на амбразуры.

Сказав это, солдат выскочил из-за бруствера и растворился в темноте, которая вновь опустилась на территорию базы после того, как сигнальная ракета угасла. Прощупав ногу и убедившись, что она пока не болит, Клим перебежками двинулся за бойцом, не желая оставаться позади.

К трехэтажке он продвигался медленно, осторожничал и, хоть из окон теперь не стреляли вообще, рисковать не хотел.

Но опасался «анархист» напрасно: последняя атака закончилась, не успев развиться: зажатые в угол, «легионовцы» сдались. Жалкие их остатки выводила из здания группа Мазурова, рядом с которым Клим опознал и Айдара с Лебедем. Вместе со всеми он подошел к командирам.

Те, отобрав у боевиков оружие, поставили их на колени – на каждого был нацелен автомат. «Анархист» воткнулся в толпу, протиснулся поближе, чтобы лучше было видно, и уставился на «легионовцев».

Страх, вот что видел Клим в каждом из пяти выживших. Все их нутро теперь было пропитано страхом за свою жизнь. Стоя на коленях в жидкой грязи, они тряслись от ужаса, стучали зубами и бегали глазами по толпе солдат, которые люто ненавидели их. И «анархист» искренне ненавидел их тоже. А еще он не понимал. Теперь, когда белый флаг был поднят, а оружие брошено, перед ним находились обычные люди, такие, как и всюду: смешай их с толпой – ни за что не узнаешь. Но что-то же заставило их бросить все и прийти в Зону убивать. Жажда власти? Наживы? Непонятный Климу фанатизм? Он не знал, а по лицам не прочитать было: ужас все скрывал.

– Где Лимон?! – Лебедь, еще не отошедший от горячки боя, схватил за грудки ближнего к нему боевика и тряхнул его со всей силы.