– Ой, да он же сущий чёрт, разве нет? – говорила Эйльса, когда я открыл дверь, и я понял: она услышала шаги и, недолго думая, нацепила личину трактирщицы. Хихикнула, увидев меня, а я красноречиво взглянул, давая понять, что вижу её насквозь. Роузи сидела напротив и жевала краюху хлеба.

– Доброго утра, – сказал я.

– Ой, да на тебе лица нет, бедненький мой! – воскликнула Эйльса и залилась смехом трактирщицы. – Будешь пьянствовать с другими женщинами, милый мой, так уж знай – наутро придётся помучиться!

Я прикрыл за собой дверь.

– Мы только пили, больше ничего, – сказал я скорее для Роузи.

– Знаю, – отрезала Эйльса с чеканным даннсбургским произношением. – Садись, Томас. Надо поговорить о деле.

Я посмотрел на Роузи – взгляд у неё был острый, будто бритва.

– Если ты сам до сих пор не сообразил, – сказала Эйльса, – Роузи работает на меня.

– Да, – ответил я. – Вот только что догадался.

– Превосходно, – сказала она. – Теперь слушай внимательно, есть новости.

– Новости есть, – подхватила Роузи. – Мамаша Адити рвёт и мечет, господин Благ. У её новой правой руки в «Золотых цепях» были связи, а теперь они снова твои, вот он и клянёт тебя всеми богами. Ну, то есть, это я так говорю, что он правая рука, а вообще не уверена, какой у них там на Колёсах нынче расклад. Насколько я знаю, Мамаша Адити теперь крепко подсела на мак, а через него-то смола и приходила. Он с ними всего пару месяцев, а власти над Кишкорезами сейчас у него как бы не больше, чем у самой Адити.

Я погрузился в раздумья. Вспомнил человека, который сидел от Мамаши Адити по правую руку. Здоровенный амбал с иссечённым лицом бывалого вояки. Я тогда предположил, что она подобрала его под Абингоном, потому как в Эллинбурге я такого не помнил. Как ему удалось сделаться правой рукой, по-прежнему загадка, но, подозреваю, мак к этому имел самое прямое отношение. Интересно, кто он такой и кому служит? Насколько я могу судить, следы ведут на север. В Сканию. Сканийцы хотят получить власть над городской промышленностью, как уже писалось, а также над рабочей силой.

Может быть, подумалось мне, вместо того чтобы и дальше бороться с Кишкорезами, вроде как со мной, сканийцы просто-напросто нашли средство победить их изнутри. Это было разумно – ни один полководец не станет вести войну на два фронта, если появится возможность этого не делать, к тому же если сканийцы и впрямь обрели власть над Кишкорезами – у них намного больше бойцов.

– И что же она собирается делать? – спросил я.

Роузи хмыкнула:

– Адити, насколько я слышала, собирается укуриваться своей маковой смолой, потрахивать своих молоденьких парнишек и всё больше нагуливать жир. Подумай не о ней, а об этом её подручном, господин Благ. Ему нужны «Цепи», да он этого и не скрывает. Нынче в «Цепях» можно наварить неплохое состояние на продаже маковой смолы знатным господам и уличным перекупщикам. А ещё он беспощадный изверг – насколько я слышала. Мясник – так его называют, но почему – этого мне услышать не довелось.

Тут я чуть воздухом на хрен не подавился, а по лицу Эйльсы было видать – это и для неё новость.

– Прошу прощения? – переспросила Эйльса. Роузи обернулась к ней с отсутствующим взглядом, и я понял – её не посвящали во все подробности деятельности Эйльсы. Так что сама она не Слуга королевы, а всего лишь осведомительница. Это меня порядком обрадовало – значит, нечего тревожиться из-за Анны.

– Так вот я и говорю. Называют его Мясником, но…

– Полно, – оборвала Эйльса; глазами она буравила меня через стол, и я уразумел: думаем мы об одном и том же, но высказывать эти мысли в присутствии Роузи никак нельзя. Новая правая рука Мамаши Адити и есть Мясник, главарь всех сканийцев в Эллинбурге. Мясник, который завоёвывает преданность своих людей, угрожая расправиться с их детьми. Мясник, который зверски убил Слугу королевы и послал его обратно в Даннсбург четырьмя частями с четырьмя разными торговыми караванами. Выходит, я сидел за одним столом с этим упырём и знать не знал, кто он такой.

– Мы должны перехватить маковую торговлю, – объявила Эйльса.

Я покачал головой:

– В это я ввязываться не буду. Только не смола.

– Ты же до войны торговал смолой, – возразила она. – Как раз через это мы к тебе и нашли впервые подход. Одних только пошлин на чай тут не хватило бы.

Нашли подход, говоришь? Как по мне, это называется «шантажировали», и что бы я там ни испытывал к Эйльсе, тут уж разобиделся не на шутку.

– Ну да, торговал, – процедил я сквозь зубы. – Продавал смолу лекарям, которым иначе было её никак не достать, чтобы они смогли помочь безнадёжным больным и хоть как-то облегчить их муки. А уличную торговлю я не снабжаю. Ради Госпожи нашей, Эйльса, я любыми средствами пытаюсь извести грёбаную уличную торговлю.

– Это же горы золота, – повторила Роузи.

Я хлопнул ладонью по столу и со злостью посмотрел на обеих:

– Плевать я хотел на золото! Золота у меня в достатке, половину его я могу тратить, как пожелаю. А маковая смола разрушает жизни. Не потерплю!

Эйльса пропустила мои слова мимо ушей.

– Спасибо, Роузи, – сказала она. – Думаю, пора нам с Томасом переговорить наедине.

Роузи кивнула с видом выполненного долга и встала из-за стола. Мы сидели и молча наблюдали, как она надевает плащ, а потом она вышла и дверь за ней затворилась.

– Чёрт возьми, Мясник – правая рука Адити? – сказал я, как только мы остались вдвоём.

– Похоже, что так, – подтвердила Эйльса.

– Меня усадили за один стол с этим говнюком! Мог бы…

– Мог бы, только ничего не сделал, – перебила она, – поскольку мы ещё ничего не знали. А теперь знаем, и должны пользоваться этим знанием и двигаться вперёд. Поле боя по само´й своей природе всегда изменчиво, Томас, и нет смысла цепляться за упущенные возможности. Сейчас важнее подумать о маковой смоле.

– Не потерплю этой гадости рядом с моими людьми!

– Не о твоих людях речь, – сказала Эйльса. – Забудь об уличной торговле. Ты прав – от неё больше неприятностей, чем пользы. Но подумай о знати. Аристократия знает, что делает, ей не приходится идти на преступления в угоду своим привычкам.

Я обхватил голову руками и глубоко вздохнул. Башка всё ещё гудела после вчерашнего, и я силился разобраться в том, о чём толкует Эйльса.

– Если не станешь поставлять им товар, в таком случае они просто уйдут к тому, кто станет, – продолжала она. – Пойдут к Мяснику, а через него – к сканийцам. Желаешь наполнить ему карманы золотом, чтобы он нанял ещё больше бойцов и взял в заложники ещё больше детей?

– Не потерплю этой гадости у себя на улицах, – упорствовал я. – Ни возле работяг, ни возле их детей.