Я мало что понял из её разъяснений, но, кажется, лгать ей было незачем. Как-никак, сделать человека «восприимчивым ко внушению» имеет очевидный смысл, когда доходит дело до допросов, а ведь всем известно – Слугам королевы случается допрашивать во имя короны.

– Понятно, – сказал я.

Я сел и свесил ноги с кровати. После того как я уснул, она сняла с меня сапоги и перевязь, но, за вычетом этого, я по-прежнему одет в то же самое изгвазданное сажей платье, в котором упал прошлой ночью. Постель, разумеется, тоже была вся в саже.

– Прости за одеяла.

– Ничего, отстираются, – сказала Эйльса. – Мне нужно подновить лицо – иди вниз и посмотри, кто сейчас не спит. Надеюсь, твой брат всё ещё без сознания, если же нет, то гляди за ним в оба.

– Есть, – сказал я, смиряя раздражение: меня выставили из комнаты, словно прислугу.

Я обулся и оставил её пудриться и румяниться, застёгивая на ходу перевязь. Было раннее утро, но Анна Кровавая уже была на ногах и несла вахту в общей комнате.

– Кто дежурит? – спросил я.

– Борис охраняет тыл, – доложила она. – Остальным я разрешила спать. Вы ведь многих вчера положили в доме у Энейд, так что, кажется, они не очень-то рвутся попробовать снова.

Я кивнул. Сам я тоже на это надеялся. Да, Кишкорезы успешно оставили мою тётушку без крова, но это стоило им девяти человек, живым не ушёл никто. Как по мне, ничего хорошего они тем самым не добились, а этот ихний Мясник вряд ли считает иначе. Нет, он, конечно, беспощаден, но, как сказал губернатор, он сам в каком-то смысле как Слуга королевы, так что, верно, кой-чего смыслит в стратегии – понимает, когда потери неизбежны, а когда можно и без них обойтись.

– Хорошо. – Я сел напротив. – Надеюсь, ты и сама чуток вздремнула.

– Так точно, чуток, – сказала Анна. – Вахта у нас сейчас короткая, как было в горах. Слишком уж морозно нынче на улице, чтобы выстоять целую вахту и не околеть от стужи.

– Правильно, – сказал я.

Анна Кровавая знала своё ремесло. Это была работа для сержанта, не для Благочестивого, а Анна была лучшим сержантом у нас в полку. Благочестивые – деловые люди, а ты превратил их в солдат. Так сказала мне тётушка, и теперь я понял, что она права. Эти ребята были солдатами и остались солдатами, все до единого, так почему бы этим не воспользоваться? Подходящие люди для подходящего дела – как всегда.

– Про то, что случилось, скоро по всему околотку разнесут, – сказал я, помолчав немного. – Если понадобится сходить в Свечной закоулок и показать Роузи, что ты жива-здорова – я пойму. Как только кто-нибудь ещё проснётся, пошлю с тобой телохранителя.

Анна равнодушно посмотрела на меня:

– Вряд ли она всю ночь глаз не сомкнула от волнения. Я, конечно, её лучший посетитель, но не стоит себя обманывать, будто значу для неё что-то большее.

Я пожал плечами и отвёл глаза. Чего не знаю, того не знаю, а лгать не хочется.

– Эйльсе-то вчера не терпелось затащить тебя в постель, – продолжала Анна, и теперь в её голосе прорезались горестные нотки. – Приятно, должно быть, когда есть кто-то, кто ждёт тебя домой.

– Да нет, – вырвалось у меня. Мне и дальше следовало бы притворяться, что Эйльса моя любовница, но вконец обрыдло врать единственному другу, который у меня остался. – Я спал у неё в постели, да и всё тут. Она со мной не ложилась.

– Я думала, вы…

– Нет, – сказал я. – Нет, но это между нами, Анна Кровавая.

– Естественно.

Неожиданно для меня она положила свою ладонь на мою. Шрам изогнулся – это она косо улыбнулась.

– Кому мы оба нужны, Томас?

Я улыбнулся в ответ и сжал её ладонь. В мире, где всё иначе, в таком, где Анне нравятся мужчины, а я не отношусь к ней почти как к брату, мы, может статься, и подошли бы друг другу. Но не в этом мире; и оба мы об этом знаем.

Вдруг в дверь постучали – мы вскочили на ноги, я потянулся к мечам. Вопросительно глянул на Анну. Та нахмурилась, один из кинжалов скользнул из ножен в рукав, затем она встала и направилась к двери. Отодвинула крышечку, посмотрела в глазок – и тут вдруг расплылась в улыбке, поспешно отперла замок и широко распахнула дверь. Через миг она уже обнимала Роузи.

– Хвала богам, – пропыхтела Роузи, тяжело дыша. – Вот только услышала, что у вас стряслось. Бежала сюда от самого Свечного закоулка.

Я отвернулся и почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы.

После недели споров мы с Эйльсой заключили сделку.

Кишкорезы больше о себе не заявляли – по словам соглядатаев, набранных Лукой, они засели на Колёсах и ждали, что я приду мстить за налёт на тётушкин дом. Как по мне, пусть себе ждут и дальше, хотя, думаю, тётушка была другого мнения. Йохан всё ещё не отошёл от боевого шока, каждый день надирался и почти не бывал в ясном сознании. Поэтому, а ещё потому, что слишком много у меня раненых для атаки на Кишкорезов, – что бы там ни бухтела Энейд.

Брак поправлялся медленно, и я отправил их вдвоём – временно, конечно же, – жить на постоялый двор в Скотобойном закоулке: там они не будут путаться под ногами. К тому же там, под охраной Тесака, до них вряд ли смогут добраться.

– Так не пойдёт, Томас, – в который раз повторяла Эйльса. – Свои старые заведения ты вернул, но этого недостаточно. Сканийцам мало власти над Кишкорезами и над их частью города. Они хотят заполучить весь Эллинбург. И за тобой они ещё вернутся, а ты так и сидишь тут и палец о палец не ударишь.

– Знаю, – я шагнул к окну посмотреть на конный двор. – Это-то понятно, но я ведь уже говорил – для нападения на Колёса у меня ни людей, ни оружия. Если хочешь, чтобы я расширял свои владения, так для этого понадобятся и взрывной порошок, и огненный камень, и люди, да такие, чтобы умели с ними обращаться. Понадобятся арбалеты, болты, мечи и руки из нужного места.

– Найти людей и вооружить их мечами – задача несложная; вот с боеприпасами не всё так однозначно. Огненный камень за пределами армии вообще под запретом.

– Так и чёртова маковая смола тоже ведь под запретом!

– Это другое дело, – сказала она и со вздохом села на постель. – Тупиковое положение мне ни к чему; я хочу, чтобы сканийцы совсем убрались из города.

– Что ж, – говорю я, – если тебе это от меня нужно, так мне, чёрт возьми, потребуются боеприпасы.

– Тогда сделай то, о чём я прошу, – отрезала она. – Ты просишь от меня чуда, Томас. Бесплатных чудес на свете не бывает, а цену я уже огласила.

Достаточное количество рабочих рук у меня уже набралось – в основном стараниями Луки Жирного, так что со дня на день можно будет снова открывать «Золотые цепи». Эйльса поставила условие, что я продолжу торговать в игорном доме маковой смолой, сбывая её посетителям из знати и богатых купцов. Это она, ясное дело, хочет заполучить рычаг, чтобы ими двигать, а зависимость – такой рычаг, что сдвинет кого угодно. Если власть над поставками маковой смолы, на которую подсели все эти важные персоны, попадёт к ней в руки – она здорово сможет влиять на высшие слои эллинбургского общества. Это я понимаю, но оттого мне её план милее не становится. Мне от него тошно, сказать по правде, но не то чтобы мне есть из чего выбирать. Похоже, когда дело касается Слуг королевы, выбор предоставляется редко. При всём при том, однако, не вижу иного способа стронуться с мёртвой точки. Эйльса мне ничем не обязана. Я это понимаю. Наши отношения в силе, покуда мы полезны друг другу, как бы мне ни хотелось, чтобы всё было иначе. Силу, от имени которой она действует, я люто ненавижу, что правда, то правда, но нельзя не принять во внимание – к ней самой питаю я отнюдь не ненависть.