Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше описывалось, как Артур страдал от душевных переживаний, как у него стал рушиться крепкий бизнес. Друзья в голос говорили суровую правду о невесте, а он ругался с ними и продолжал любить. Но всякому терпению приходит конец. Довершением всего стала моя интрижка с Князем. На глазах у всего общества, приглашённого на банкет по поводу приезда бывшего криминального авторитета, мы откровенно флиртовали друг с другом, не опасаясь широкой огласки.
Журналист извинился перед моей семьёй, для которой такая правда о дочери станет тяжёлым испытанием, ведь мой отец и Князь вроде бы ровесники и, кажется, давние знакомые. Но автор тут же оправдал себя тем, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь. После этого Артур не смог больше терпеть подобные унижения с моей стороны и разорвал помолвку, заявив, что свадьбы не будет. О боже. Дальше было написано, что я заразила Артура венерическими заболеваниями.
Слёзы застилали глаза, но я дочитала до последней строчки. Там описывалась жизнь Алика. Его называли криминальным элементом. Прилагали перечень преступлений, за которые он отсидел сроки: сначала семь, а потом ещё два с половиной года. Автор задал риторический вопрос: на сколько преступлений закрыли глаза за большие взятки? Алика выставляли кровожадным зверем и убийцей, возглавляющим одну из самых опасных преступных группировок севера. В последнем абзаце автор призывал общественное мнение протестовать против приезда в нашу тихую, мирную гавань бандита таких масштабов.
Последние два предложения я запомнила наизусть: «Так кто же из них большее чудовище? Криминал, купивший очередную красивую игрушку, или та, которая, вдоволь поиздевавшись над чувствами молодого бизнесмена, добровольно связалась со стариком, изображая чувства?» Статью завершало ещё одно фото, где мы вдвоём с Аликом стояли под руку и улыбались. На шее у меня красовалось сапфировое ожерелье. Фото подписали: «Красота. Но нужна ли она такой ценой?»
Я скомкала и швырнула газету на пол. Мне стало тяжело дышать. Как могли пустить это в печать?! Чёрт с ним, с моим модельным прошлым, но выставлять Алика кровавым убийцей?! Бредятина. Клевета. Я перестала закрывать рот ладонями и разревелась навзрыд, уже не беспокоясь, что меня услышат.
Ублюдки. Сволочи. Ненавидела их.
Эти уроды не постеснялись вывалять меня в грязи по макушку, а заодно Алика и наши отношения. Да какое право на существование имеет эта мерзкая газетёнка! Хотелось их уничтожить. В пыль стереть. Подать в суд, чтобы предъявили доказательства. Добиться увольнения этого бумагомараки, чтобы выплатили за моральный ущерб всем, кто пострадал. Я, Алик, родители… О боже, а мой директор… Жена его и так заела ревностью, у них трое детей, старшие в школу ходят. Неужели у того, кто стоял за этим паскудством, в жизни не было ничего святого?
Голова раскалывалась, а я никак не могла успокоиться.
Мерзко. Больно. Невыносимо.
Я переживала не столько за себя, сколько за всех, кто косвенно пострадал от статьи. Кому и зачем понадобилось искалечить то, что ещё не окрепло, не обросло корнями и никого, кроме нас с Аликом, не касалось? Явно, вредили либо мне, либо ему, а может быть, и обоим сразу.
Мысли путались. Я начала заново перечислять всех, кто мог желать мне зла. Таких оказалось достаточно, но вряд ли поклонники, кого без церемоний когда-то отшила, или девочки, которые из-за меня оставались в моделинге на вторых ролях, были способны на такое. К тому же статья такого содержания и формата стоила недёшево, плюс автор рисковал последствиями. Мразь. Что ж, недоноску я последствия гарантировала.
Неужели этот остолоп надеялся, что ему не прилетит? На что он рассчитывал? Хотя я, кажется, догадывалась. Расчёт делался на массовый тираж и то, что весь город прочитает это дерьмо. Автор даже не попытался скрыть имя, чтобы обезопасить себя. Знал, что если с ним что-либо случится, это лишь подтвердит, что Алик жестокий головорез. А как же быть с проектом комплекса и вообще с переездом Алика?
Я снова постаралась сосредоточиться на тех, кто мог стать заказчиком. Боль стала нестерпимой, я застонала, сдавив голову руками.
В кабинет вбежала Нина и, увидев моё состояние, засуетилась с окном. За ней вошла Ника. Нина выбежала и вернулась со стаканом воды. Сестра протянула две таблетки, я автоматически выпила.
— Дара, зачем ты так? — Ника закрыла за Ниной дверь на замок. — Тот, кто писал, и тот, кто заказывал эту статью, добивались именно подобной реакции. Нельзя так быстро сдаваться. Ты должна понимать, что за любовь нужно платить. А если учесть, что вы оба на виду, то я вообще не понимаю, к чему рыдания. — Ника обошла стол и обняла. — Дыши глубже, всё будет хорошо. Я уверена, Алик разберётся.
— А он уже знает?
— Дара, ну камон, приди в себя. И Алик, и Андрей, и Гера, и недобрая половина города уже знают и к вечеру перескажут доброй. Ты что думаешь, никто газет не читает? Интересно же написано, да так правдоподобно. Но жизнь не заканчивается. Как будто ты первый раз страдаешь от журналистов. — Ника допила мой холодный кофе и съела квадратик шоколада с блюдца. — Хотя на этот раз они реально зашли слишком далеко. Я звонила домой. Мама плачет, а папа просил передать, что он с тобой. Ещё сказал, что такая постановка вопроса в итоге принесёт вам с Аликом больше популярности среди местных жителей.
Я узнала своего отца, но это не помогло — снова разрыдалась. Ника постояла, посмотрела на мою истерику и… дала звонкую оплеуху. Не помню ничего более отрезвляющего, рыдать я прекратила сразу.
— Прости, но это уже перешло все границы, — Ника поёжилась и закрыла окно.
— Наоборот, помогло. Пожалуй, ты единственный человек, которому я могу такое позволить. Увези меня отсюда.
— С удовольствием. Всё равно работник из тебя сегодня хреновый. Я заранее попросила таксиста подождать, так что карета подана.
— Подожди. У меня ключей нет. Нужно Алику позвонить, — я не узнала свой сиплый голос.
— Не надо, — Ника вытащила из кармана пиджака связку ключей от моей квартиры, — мы с Герой завтракали в таверне,