перемножаться. Толпа продолжает неистовствовать. Все почти как в том дурацком сне, что я видел в камере незадолго до прихода Илиас — не хватает лишь барабана и черного ящика.

Бич в руке палача продолжает с небольшими паузами подниматься и опускаться. Моя спина постепенно превращается в кровавое месиво — я чувствую, как струйки крови разбегаются по коже и заливают штаны. Кажется, в какой-то момент я невольно начинаю постанывать; надеюсь, что не сильно громко. Боль переходит все разумные и неразумные границы. В районе десятого удара я уже не могу складывать даже двухзначные числа — просто не могу на этом сосредоточиться. И все же я заставляю себя пытаться, раз за разом, лишь бы поменьше думать о том, на что сейчас похожа моя спина и переживу ли я вообще эту экзекуцию.

Где-то в районе двадцатого удара, когда мне наконец-таки удается сложить тридцать восемь и девяносто шесть, я заставляю себя приоткрыть глаза и выцепить взглядом свою группу поддержки. Я вижу, как Кьяльми прижимает к своей груди всхлипывающих Лиару и Элейн, в то время как Конфуций, Фан Лин и Кайядан неподвижно стоят с высоко поднятыми кулаками. Фан Лин коротко кивает мне, когда я пересекаюсь с ним взглядом, и это придает мне сил.

«Еще немного... Еще... Сто девятнадцать... умножим на восемь...»

Порой мне начинает казаться, что тело постепенно привыкает к боли — но затем на спину прилетает очередной удар, и мне хочется вывернуться наизнанку и заорать так громко, как я никогда не орал ни в этой жизни, ни в предыдущей. Что-то течет по моему лицу — может, пот, а может и слезы, черт его знает. Теперь я понимаю, почему мои руки и ноги зафиксировали перед началом экзекуции — конечности теперь живут как будто сами по себе.

«Не отвлекайся. Два. Семь переносим. Восемь и семь... Пять... Один переносим... Девятьсот пятьдесят два?..»

У меня возникает стойкое ощущение, что наказание длится уже больше часа, а количество ударов по спине давно превысило положенные тридцать штук. Разум постепенно теряет связь с происходящим и погружается в какой-то свой мир, тихий и спокойный. Мир, чем-то похожий на ту вязкую темноту, из которой я однажды сумел, вопреки всему, выбраться наружу... Меня как будто затягивает в такую тьму. И, в принципе, я не имею ничего против. Тут хорошо. Тут нет места тревоге и боли. Хочется отбросить все чувства, связывающие меня с мирской реальностью, и закутаться в эту темноту, как в теплое одеяло. Хочется остаться здесь, где ничего тебя не беспокоит, где никакие проблемы не имеют значения...

— Не смей! — внезапно режет мое ухо женский голос извне. — Не смей умирать, Грэй, слышишь!

Кто это кричит? И зачем? Ну что за люди, не могут дать человеку насладиться заслуженным спокойствием. Мне хочется попросить эту вопящую дамочку говорить потише, но язык уже не подчиняется мне. Ну и ладно...

— Ты же обещал мне, Грэй! Ты обещал мне, помнишь?!

Обещал? Кому и что я обещал? Что за глупости. Просто оставьте меня в покое... Хотя бы ненадолго...

— Ты говорил, что сделаешь все, чтобы изменить порядки этого мира! Что искоренишь несправедливости по отношению к таким, как я! Ты ведь дал обещание, Грэй! Так не смей же его нарушать!

Какая надоедливая дамочка... Стоп, я же помню эти слова... И, кажется, знаю этот голос. Это Элейн. Точно. Мы обсуждали с ней что-то подобное... Да-да, в лесу у крепости, перед сеансом одновременной игры... Я действительно что-то обещал ей... Черт, неужели это сейчас так важно, что она не может оставить меня в покое?..

Это начинает злить меня. Мои чувства, практически погасшие, вновь обостряются. Возвращается боль, а вместе с ней и понимание того, что происходит... Я будто бы попадаю на распутье. Я знаю, что все еще могу вернуть свое сознание туда, в мир вязкой тьмы, где тихо и уютно. Мне очень, очень хочется именно так и поступить, сбежать от всего, что творится здесь, в реальности... Но что там говорила Элейн? Я дал ей обещание... Значит, я не могу сейчас сбежать от проблем. Я должен вернуться, как бы мне не хотелось поступить иначе... Должен встретить очередную волну боли лицом к лицу.

Да.

Я рвусь обратно, пробуждая сознание чередой чисел и арифметических действий. Я стискиваю зубы, мотаю головой и концентрируюсь на том, чтобы вновь не уйти легкой дорогой в мир без боли. Судя по всему, мне это удается — по крайней мере, я чувствую, как по спине с хлестким звуком прилетает очередной удар, и веревки с металлическими наконечниками вонзаются в мою разодранную спину. А затем позади меня раздается голос:

— Наказание завершено. С этого момента лорд Грэй чист перед законами Альянса.

Я бы обрадовался, вот только сил на это уже не остается. Сил вообще ни на что не остается. Я вишу на столбе искореженной тряпичной куклой, слыша, как вокруг меня происходит какое-то движение, как гудит начинающая расходиться толпа, как чей-то мужской голос что-то спрашивает насчет меня...

Потом мне на спину брызжут какой-то жидкостью — на секунду боль обостряется, но затем понемногу начинает уменьшаться. Парой мгновений спустя к спине прикладывают что-то мягкое и холодное.

— Ты как, Грэй? — слышу я в непосредственной близости голос Фан Лина.

— Не приставай к нему, Фан, — раздается в ответ хрипловатый голос Конфуция. — У него осталось слишком мало сил, чтобы тратить их, отвечая на твой идиотский вопрос. Разберись-ка лучше с веревками. А ты, Грэй, даже не смей думать о том, чтобы еще раз попытаться отключиться. Назад дороги уже не будет.

Назад дороги не будет... Я повторяю эту фразу про себя несколько раз, и наконец до меня доходит ее смысл. Получается, несколько минут назад я... был на