Я поймал себя на том, что завидую оптимизму и энергии, которыми фонтанирует этот парень. Да и расположить к себе собеседника он умеет просто мастерски — наверняка результат обучения в риторской школе. Впрочем, никакие ораторские приемы не сделают из мерзавца честного человека, а судя по его поступкам он относится ко второй категории, так что сопротивляться его обаянию я не стал. Доменико, похоже, был не прочь продолжить беседу, однако нам пришлось ее прервать, потому что лес впереди начал редеть, между деревьями показались строения, своим унылым видом ясно указывающие на свою принадлежность к заводу. Ролло, наш проводник, не ошибся, и вывел нас прямо к месту назначения.

Химзавод выглядит, как любое промышленное предприятие, когда люди уходят — брошенным и неряшливым. Эта участь ждет всякое покинутое здание, однако с теми в которых не живут, подобное происходит почему-то гораздо быстрее. Всего пять дней сюда не приходят рабочие, а уже кажется, что здания начали ветшать, ветер скрипит какой-то ржавой железкой, мощеные дорожки засыпаны опавшей листвой и пылью. Запустение — вот подходящее слово. Однако не полное. Территория завода обнесена добротной двухметровой каменной стеной. Правда, как выяснилось, не сплошной. Со стороны, примыкающей к лесу корни деревьев повредили кладку, отчего один пролет обрушился в середине. Не обошлось и без тропинки, идущей от пролома — видимо, раньше использовалась работниками для того, чтобы вынести что-нибудь полезное в обход контроллеров. Через эту дырку мы и наблюдаем за происходящим.

Возле входа в одно из зданий, вокруг уютного костерка с комфортом расположились трое жандармов. Сразу видно, что надолго — место для дежурства обустроено, бревнышки для сидений притащены. Наладили, в общем, нехитрый быт.

— Это как раз склад с готовой продукцией, — прошептал Ролло. — Внутри не хотят сидеть, потому что если там долго находиться, голова болеть начинает. Да и страшно… У нас никогда столько продукта не хранилось, обычно как наберется фунтов сто, отправляли спецвагоном в Бургас или еще куда. Раз в два дня, получается. А тут — двести пятьдесят фунтов! Я на механический перешел, как представилась возможность, потому что страшно. Хотя платили здесь больше.

Службу жандармы несли не так уж расхлябанно. Видно опасное содержимое склада за спиной способствовало поддержанию дисциплины. Смена, оказывается, состоит аж из пяти часовых — четверо караулят у входа, при этом один из них постоянно обходит вокруг здания. Один вернулся — следующий с кряхтением поднимается, чтобы тоже пройтись. Последнего, пятого, мы заметили вообще случайно, когда из будки напротив, торцом упиравшейся в длинное серое здание, выскочил рядовой.

— Ты куда пост покидаешь, гастат? Кто разрешил?

— Хорош ругаться, дядька Руф! — бегом заворачивая за угол здания крикнул синемундирник. — Мочи нет терпеть, полночи страдаю!

— Так и ссал бы прямо на посту, раз такой слабенький, — заворчал Руф. — Где ты видел, чтобы часовой пост покидал, потому что ему, дескать приперло?

— А как я увижу, если вы меня все время в эту собачью будку садите? — обиженно проворчал парень, уже возвращаясь на место.

— Вот молодежь пошла наглая, — хмыкнул один из сидящих возле костра. — Хоть бы повинился, а то еще огрызается!

— Ладно, что-то мы в самом деле на него насели. В следующий раз я там посижу, а то рехнется парень от безделья, или заснет, что тоже не дело.

Еще через час, как раз на рассвете, часовые сменились, причем отсыпаться убрались в то самое серое здание, к которому прилепилась будка наблюдения. Так что пятый наблюдатель даже не выходил наружу. Очень хорошо, что неизвестный гастат оказался столь нетерпелив — иначе, непременно пропустили бы. Дальше наблюдать было бессмысленно, мы отползли обратно в лес, оставив на всякий случай Ролло на стреме.

— У кого какие предложения? — спросил я, как только мы оказались на достаточном расстоянии, чтобы не опасаться, что звуки голосов будут услышаны на заводе.

— Они мешают. Убить всех, — пожала плечами Кера. — Какие еще могут быть предложения?

Доменико слегка расширившимися глазами посмотрел на девушку. Ну да, довольно неожиданно такое услышать от столь юного и прекрасного цветка. Не складывается картинка и звук.

— Ценная идея, — согласился я. — В целом я согласен, но мне пока непонятно, как мы это сделаем. При условии, что стрелять я не решусь. Один неудачный рикошет, и мы все отправимся полетать. Ладно сами, так ведь еще кучу народу с собой прихватим.

Я знаю, о чем говорю. Пока мы наблюдали за жандармами, я ради интереса вошел в транс, просто чтобы оценить возможности с точки зрения своего манна. И моя способность меня подвела. Впервые в жизни. Точнее, наоборот — применить ее здесь было даже слишком просто. Тысячи возможностей проклясть, и все они ведут к взрыву. Едва держащийся кусок штукатурки на потолке склада прямо над рядами с бутылками, мышь, грызущая изоляцию провода, на котором висит металлическая люстра, забытая кем-то на столе металлическая кружка — прямо над бутылкой с нитроглицерином, которую нерадивый рабочий недостаточно прочно закупорил… Сотни возможных сценариев взрыва, и за ними не разглядеть того, что может помочь в драке со сторожами. Эти возможности будто просят — давай, используй, это так легко. Даже небольшого усилия не требуется — наоборот, приходится сдерживаться, чтобы не пустить по ветру целый город. Я тогда с ужасом выпихнул сам себя из транса, и решил больше не пользоваться им до тех пор, пока нахожусь рядом со взрывчаткой.

— Я умею двигаться быстро, — Кера все не успокаивалась. — Могу быстро убивать.

— Так, подождите, — я потер виски. — Что-то мы слишком зациклились на убийствах. У меня картинка никак не складывается. Как только начнем действовать, обязательно кто-нибудь выстрелит. Просто с испуга. Может их выманить? Хотя бы часть, сколько получится. А остальных уже убьем.

— Ну вы и кровожадные ребята, — поразился Доменико. — Нет, я понимаю, но вы так легко об этом рассуждаете. Эти парни же вам ничего не сделали…

Забавно. Еще месяц назад я думал так же. Да мне бы и в голову не пришло просто так убить жандармов. Мне захотелось огрызнуться. Никто тебя, дорогой эквит с нами не звал, сам напросился, а если такой чистоплюй — ну, постой в сторонке, что уж. Но я сдержался именно потому, что еще помнил, как сам страдал этой самой чистоплотностью. Да и Доменико достаточно разумный товарищ, так что не лишним будет объяснить ему свои мотивы.

— Наверное, вы правы, Доменико. Мы действительно очень кровожадны. Не буду оправдываться. Я делаю то, что считаю нужным. Не вижу, как по-другому бороться с чистыми. Может быть эти жандармы — прекрасные ребята, но, если я их сейчас пожалею, в Памплону придут спиры и превратят в пепел целый город. Так что я выбираю быть преступником и чудовищем, если это поможет победить. И совсем не против, если после победы меня осудят и казнят — лишь бы это случилось после победы. Сразу скажу, что с Евой немного другая ситуация. Она в самом деле повредилась рассудком, и, боюсь, действительно получает удовольствие от чужих смертей. Но пусть вас это не пугает, поверьте, я могу ее контролировать. Если вы не хотите участвовать в предстоящем, я не в праве вас заставлять.