и, без остановки всхлипывая, с ужасом смотрела на наш безумный поединок. Жгут напоминал берсерка, потерявшего рассудок от запаха крови, или дикого зверя, для которого не важен исход битвы, а важна сама битва. Топор в моих руках не останавливал его – Жгут не чувствовал боли от моих сильных ударов, хотя я несколько раз наносила их в голову. Я орудовала тупым концом топора, но скоро поняла: чтобы остановить этого маньяка, его надо вырубить так, чтобы он потерял сознание. Я перевернула топор острой стороной, но в тот же самый момент Жгут прыгнул, грузно навалившись на меня, и обхватил цепкими, сильными пальцами мое горло. С силой надавив на шею, он начал сжимать пальцы, и я почувствовала, что задыхаюсь. Одна рука его так и была украшена неровными стеклами, кровь от ран капала на мое плечо, а мне не хватало воздуха. Кричала Алиса, рычал Жгут, который неумолимо одерживал победу. Если он меня сейчас придушит, то конец. Он зарубит и меня, и Алису своим топором, а трупы закопает где-нибудь здесь, на даче. К послужному списку Дорофеева прибавятся еще два убийства, и на сей раз среди мертвецов окажется и частный детектив Таня Иванова, почившая в возрасте двадцати семи лет.

В полубессознательном состоянии я приподняла руку, в которой был топор, и наотмашь ударила Жгута по затылку. Не жалела – воспользовалась острым концом топора, так, что он застрял в голове моего противника. Вытаращенные, налитые кровью глаза Жгута вперились в мое лицо, и в них не было ничего человеческого. Нет, это был не мужчина из плоти и крови, передо мной находилось исчадие ада, дьявол в образе человека, который наслаждается смертью своей жертвы. Быть может, его невозможно убить? Неужели он добьет меня, а потом преспокойно вытащит топор из затылка и примется за Алису? Неужели я проиграла?

Пальцы Жгута медленно разжались, и я почувствовала, что могу вдохнуть воздух. Шея жутко болела, я дотронулась пальцем до поврежденной кожи. Неловко выдохнула.

Жгут плавно осел на пол. Из его раны фонтаном била кровь, но я поняла, что он еще жив. Дыхание его не прервалось – я была уверена, что Дорофеев выживет даже после такой смертельной травмы. По меньшей мере, за все злодеяния ему грозит пожизненное тюремное заключение, если он, как в первый раз, не сбежит из тюрьмы.

Я достала телефон и набрала номер Кирьянова. В углу тихо причитала Алиса – я расслышала ее полные ужаса и невыразимой боли слова:

– Я ведь любила его… Он… он любил меня, мы навсегда хотели…

Эпилог

Пока мы ждали наряд полиции, я приковала Жгута наручниками к крепкому на вид столбу, а затем занялась Алисой. Отыскала в ее сумочке аптечку – благо там имелось успокоительное, заставила напуганную до смерти девушку выпить таблетку. Алиса дрожала как осиновый лист, и я поняла, что у нее самая настоящая беззвучная истерика. Я влила в нее несколько стаканов воды. Исследовав имевшийся небольшой холодильник, я обнаружила там только несколько начатых коробок соков, фрукты и остатки недоеденной пиццы. Наверно, Алиса безвылазно сидела в этом заброшенном доме, а Жгут привозил ей каждый вечер продукты. Утром, видимо, отправлялся по своим делам, оставляя влюбленную в него дурочку скучать в одиночестве да ждать возвращения «прекрасного принца».

Я вытащила упаковку персикового сока и дала Алисе еще успокоительного. Понемногу всхлипывания затихали, девушка сидела, все еще зябко поеживаясь, на полу и смотрела на прикованного наручниками Жгута. Я мягко подняла девушку и усадила ее на кровать – подальше от убийцы. Тот все еще валялся в отключке, видать, я здорово приложила его топором. Ну и поделом ему – уверена, как только этот маньяк очнется, он попытается вырваться, не ровен час, сумеет сломать наручники. Уж не знаю как, но найдет способ. Такие люди, а точнее, нелюди способны выкрутиться из самого безвыходного положения, пойдут по трупам, лишь бы добиться своего.

Я нашла электрический чайник и включила его, потом насыпала в чашку горячего шоколада, пакетик с которым находился возле чайника. Заварила порошок кипятком и принесла Алисе. Девушка без единого звука отпила глоток, проглотила, словно через силу. Я мягко гладила ее по голове – бедняге много пришлось пережить. Она ведь не виновата, что пала жертвой изворотливого преступника. Я решила сделать все возможное, чтобы Алису не признали соучастницей Дорофеева.

Она первая заговорила со мной, а точнее, обращалась не ко мне, а к какому-то невидимому собеседнику. Может, горячий шоколад подействовал на нее должным образом, а может, Алиса просто захотела выговориться.

– Мы с ним познакомились весной, – произнесла она. – Я помню эту дату, было двадцать первое мая. Мы с Олей пошли смотреть страйкбольную игру, которая в лесу проходила, и… там был он. Я не знаю, почему так получилось, я словно себя не осознавала. Я никогда в жизни ни в кого не влюблялась, у меня были парни, но это так… Баловство какое-то, все девчонки встречаются, ну и я тоже. Но мне было важнее приехать на конюшню, поездить на Янтаре, а встречаться – так, между делом. А тут словно переклинило. Я смотрела на него и понимала, что… В общем, я голову потеряла. Все словно вверх дном перевернулось. Вся моя налаженная, предсказуемая жизнь унеслась куда-то в пропасть, все стало казаться ненастоящим, пресным, скучным. Все мои прежние увлечения уже не захватывали меня, на конюшню я ездить перестала, хотя и чувствовала себя виноватой. Но я ничего не могла поделать – я ждала, когда он позвонит мне, когда назначит мне встречу. Я боялась, что он бросит меня – ведь Соня, она такая крутая, гораздо лучше меня, она стрелять умеет, и вообще…

А мне отец запретил страйкболом заниматься, хотя я и просила. Он не хотел, чтобы я играла, вроде как это мальчишеская забава, развлечение для мужиков, которые в детстве не набегались с автоматами. Я не могла сказать ни ему, ни матери, что меня не страйкбол интересует, что я… что я втрескалась, как дура, как тургеневская барышня. Да если бы родители увидели Жгута, они бы запретили мне с ним видеться – у него татуировки, и сам он занимается татуировками.

И ведь выхода у меня не было – как взбредет в голову отцу, что пора меня замуж выдавать,