со шрамом совершенно не совпадал с тем образом лихого разведчика, который возник у Варламова после рассказов Андрея Ивановича.

Эту мысль он додумывал уже на ходу, покидая деканат.

На улице было тепло и солнечно, но фигура неизвестного, устремившегося вдоль по улице, почему-то показалась Варламову сумрачной, темной и какой-то почти ледяной. Он шел быстро и вместе с тем как-то странно выкручивал ноги наружу. Так обычно ходят балетные, привыкшие выворачивать ступни на станке самым невообразимым образом. Но этот, со шрамом, к балету точно не имел никакого отношения. Кроме вывернутых наружу ступней все остальное у него было какое-то потаенное, сумеречное, обращенное внутрь. Он слегка горбился, как бы прятался в самом себе, будто хранил тяжелую и страшную тайну. Может быть, так оно и было на самом деле? Зачем он выдает себя за фронтового товарища Мазура, что ему на самом деле нужно? Возможно, страшноватая эта фигура явилась из далекого лагерного прошлого Андрея Ивановича, может быть, настигла его ненависть уголовников, которых он на дух не переносил и которые, видимо, отвечали ему взаимностью…

Так или иначе, Варламов решил на всякий случай не выпускать человека со шрамом из виду – вдруг Андрею Ивановичу понадобится помощь. Конечно, в последние годы он забросил изометрическую гимнастику, но все-таки вдвоем с Мазуром они еще способны одолеть любого врага, хоть бы даже он был мастером спорта по тяжелой атлетике…

Судя по всему, человек со шрамом неважно знал Москву. Выйдя из здания института, он замешкался, не понимая, куда ему идти – налево или направо. Так и не решившись, перешел зачем-то улицу по направлению к реке и оказался на Лефортовской набережной. Тут стало ясно, что выбор сделать все-таки придется. Несколько секунд он стоял на месте, соображая. Вид у него был одновременно взбудораженный и растерянный. Мимо проходила немолодая уже женщина в синем берете. Незнакомец остановил ее и что-то спросил. Та на секунду задумалась, потом стала говорить что-то, показывая рукой куда-то влево.

Объясняет дорогу, догадался Варламов. Человек, не дослушав, коротко кивнул головой и пошел в сторону улицы Радио. Константин незаметно сопровождал его, идя по другой стороне дороги.

Человек шел все быстрее, с каждой секундой ускоряя шаг. Варламову пришлось поднапрячься, чтобы держать его в зоне видимости. Что с ним, гадал аспирант, почему он так несется? Может быть, на самом деле так сильно жаждет увидеться с Мазуром?

В какой-то момент странный человек окончательно потерял над собой контроль. Не доходя до светофора, он встал перед проезжей частью, завертел головой из стороны в сторону и, увидев притормозивший на остановке автобус, шагнул на дорогу. Из-за автобуса на полной скорости вылетела тяжеловесная серая «Волга». Раздался визг тормозов, но было поздно. Легковушка подбила пешехода и швырнула его вперед. Тот пролетел добрый десяток метров и, словно тряпичная кукла, шлепнулся на асфальт.

Истошно закричала какая-то женщина. Хлопнула дверца «Волги», бледный водитель с трясущимися руками шел по улице к неподвижно лежащему на асфальте человеку.

Когда спустя минуту Варламов пересек наконец проезжую часть и подошел к месту происшествия, там уже собралась небольшая толпа. Протиснувшись мимо пары домохозяек с авоськами, Константин выглянул из-за плеча высокого мрачного гражданина в шляпе. Злосчастный водитель присел над телом и слабо трогал его дрожащими руками, негромко что-то бормотал при этом, как будто уговаривая время повернуть вспять.

Человек со шрамом лежал лицом вверх, неестественно вывернув наружу руки и ноги, и остановившимся взором глядел в голубые, залитые весенним солнцем московские небеса.

* * *

Старший преподаватель МФТИ Андрей Иванович Мазур почувствовал себя нехорошо еще накануне вечером. Сильно сжимало грудь, сердце придавила тяжелая каменная плита. Болел затылок, на шею словно надели тугой воротник, перед глазами плавали черные точки. Валидол не помогал. Если бы он жил не один, он бы, вероятно, попробовал бы отлежаться, подождать хотя бы до утра. Но Андрей Иванович так и остался бобылем, хотя, вероятно, мог найти себе женщину, завести семью, нарожать детей. Человек он был интересный, война сильно выкосила мужчин, и после победы их осталось совсем мало, так что такая мелочь, как негнущаяся нога, мало кого смущала: женщины в то время не особенно привередничали, а некоторые романтические барышни видели в хромоте даже что-то загадочное, байроническое.

Но Мазур не спешил обзаводиться женой, хотя какие-то женщины в его жизни, кажется, все равно были. Почему он не подпускал их к себе слишком близко, никто не знал. Может быть, что-то сказать об этом могла его давняя знакомая, Мария Антонова, а может, и она бы ничего не сказала.

Тем не менее жизнь свою, не такую уж и плохую, старший преподаватель доживал почему-то в одиночестве в небольшой однокомнатной квартирке на окраине Москвы. Если бы квартиры давали за заслуги в педагогической науке и высшем образовании, Андрею Ивановичу, вероятно, причиталась бы по меньшей мере трехкомнатная. Однако докторскую защищать он не стал, а измерять научные и педагогические заслуги иным образом советская власть так и не научилась.

Впрочем, Андрею Ивановичу вполне хватало и однокомнатной, хотя недостаток площади все-таки доставлял ему некоторое неудобство. Все дело в том, что квартира Мазура от пола до потолка заставлена была книгами и новые ставить было совершенно некуда.

Итак, как уже говорилось, жил он один, а потому вынужден был проявлять большую осторожность, понимая, что, случись чего, рядом даже не окажется человека, который сможет вытащить его с того света. Поэтому, почувствовав себя совсем уже нехорошо, Андрей Иванович все-таки вызвал неотложку.

Неотложка приехала быстро. Врачиха осмотрела пациента, послушала легкие, измерила давление, пульс, покачала головой и предложила госпитализацию.

В больницу Мазуру не хотелось. В советских больницах неуютно лежать даже людям очень здоровым, а если ты болен, это лежание превращается в совершеннейшую пытку.

– Доктор, а нельзя ли что-нибудь сделать прямо на месте? – спросил он. – Укол, может быть, еще что-то…

– Укол я вам, конечно, сделаю, – сказала врачиха, открывая свой чемоданчик и набирая лекарство в шприц. – Но он даст лишь временное облегчение, проблемы в целом это не решит. У вас гипертонический криз. У вас вообще были раньше проблемы с сосудами?

– Как вам сказать, доктор… – замялся Мазур.

– Скажите как есть.

Он вздохнул: у него самого как будто проблем не было, но вот у матери случился инсульт.

– В каком возрасте?

– В молодом, не было и тридцати.

Лицо у врачихи стало озабоченным. С сосудами не шутят, в особенности если есть дурная наследственность. О возможных проблемах с сосудами предупреждал Мазура еще доктор Оборихин на прииске, однако Андрей Иванович распространяться об этом сейчас не счел нужным.

Врачиха сделала укол, села на стул возле дивана, стала ждать. Довольно быстро состояние пациента улучшилось и стало, по его уверениям, вполне сносным.

– Вам обязательно нужно