Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слушал, но думал о своем. Зачем Принцу такая армия? Уж точно не для защиты. Какая защита может быть при всеобщей мобилизации? Эх, Константин, Константин, что ж ты делаешь?..
– Зато кузнецам хорошо, – продолжал Харум. – На них деньги сейчас дождем сыплются. Заказов – хоть отказывайся.
– Это верно, – кивнул я.
– Впрочем, ты же за черепицей пришел?
– За ней.
– Ну так выбирай.
Я стал внимательно оглядывать товар, выбирая так, чтобы и качество было не самым дрянным, и цена была приемлемой. Какие-то образцы я откладывал сразу, находя в них слишком много щербинок или трещин; какие-то стоили столько, что я был готов откусить себе глаза, если это вообще, конечно, возможно сделать.
Наконец я остановил свой выбор на самом оптимальном варианте. Это была серая глиняная черепица с хорошим изгибом и минимальным количеством брака. Стоила она, разумеется, не очень мало, но вполне подъемно. Да и сезон дождей обещал быть затяжным, так что на крыше не стоило экономить.
– Вот, – сказал я, пододвигая к Харуму образец.
– Хм, – протянул тот, теребя свою козлиную бородку. – Выбор хороший, но укладывать умаешься.
– Ничего, – уверенно ответил я. – Справлюсь.
– Ну смотри, а-то у меня есть варианты и получше.
– Что-то мне подсказывает, – хмыкнул я, опираясь на прилавок, – что и стоить это будет дороже.
Торговец сверкнул глазами и тоже понимающе хмыкнул, но предлагать не стал, понимая, что не соглашусь.
– Сколько тебе ящиков надо? – чуть поразмыслив, поинтересовался он.
– Пять.
– Немаленький дом, значит, – протянул он и стал резво перебирать пальцами костяшки на счетах. Хмуря лоб и прикусывая язык, он негромко бубнил, а потом вынес вердикт: – Тринадцать золотых, пять серебряных и две медных. Но, так и быть, медь скостим.
Как бы то ни было, сумма все равно оставалась астрономической. Даже учитывая золото в ларце под половицей, это все равно десятая часть всего бюджета. Понятное дело, на такие траты я пойти не мог.
– Но Пилигрим говорил…
– А вот не был бы ты от Пили, – перебил меня Харум, догадавшись, к чему я клоню, – запросил бы все восемнадцать золотом.
Посмотрев на черепицу, а потом на свою пустую повозку, я мысленно махнул рукой. В конце концов с дождем шутки плохи, так и до пневмонии можно дойти, и до плесени черной, а там уж и Темный Жнец недалеко.
Скинув заплечный мешок, я порылся в нем, а потом нащупал пальцами тканевый сверток. Вытащив его, выложил на прилавок одну золотую монету и этот самый сверток.
– Это что? – спросил ошарашенный торговец.
– Разверни, Харум.
Ремесленник взглянул на меня с неким подозрением, но сверток все же взял. Уж не знаю, что здесь сработало: то ли любопытство, то ли вера в великий и могучий бартер. Ну или как он на Ангадоре называется.
Торговец отворачивал лоскуты ткани бережно и осторожно, но его пухлые пальцы слишком сильно дрожали, и я молил всех богов, дабы он не уронил сверток на землю. Но вскоре на солнце заблестели, словно застывшие слезы, пролитые беломраморной скульптурой, минералы. Они переливались в солнечных лучах, отбрасывая призрачные блики на поверхность начищенной черепицы, создавая иллюзию водной глади.
– Это…
– Жемчуг, – подтвердил я. – С таким приданым твою дочку быстро возьмут в жены, а у тебя появится хороший помощник.
– Но…
– Да ты бери, Харум, бери, – настойчиво сказал я. – Я же вижу, что ты человек хороший, а значит, тебе это поможет. Плохого бы сгубило, а тебе поможет.
– И…
– И деньгу бери. Не по чести за товар деньгами не платить.
– А…
– Давай без лишних слов, – попросил я.
Харум оглянулся, посмотрел на скучающую дочь, а потом, кивнув, смотал сверток и убрал в ларец. Торговец уже хотел было сам потащить тяжеленные ящики, но я его остановил. Перескочив через прилавок, я подмигнул ожившей девушке, а потом легко подхватил первый ящик. Наверное, он весил полсотни килограммов, но мне он казался немногим тяжелее утреннего бриза, дующего со стороны гавани Омхая. Под удивленные взгляды дочери и отца я отнес ящики на телегу, закрепив их ремешками и прикрыв еще одним покрывалом. Вскочил на козлы, отсалютовал шляпой и дернул за уздцы. Конь, мотнув своей огромной головой, поцокал в сторону выхода с площади.
Наверное, сегодня боги решили преподнести мне несколько сюрпризов, так как у самого поворота к главному проспекту Гальда я услышал вскрик.
На базаре творилось то, что, согласно уставу Принца, не должно было происходить. Армейские новобранцы, выпив лишнюю пинту браги в таверне, занимались тем, чем и положено заниматься подвыпившим новобранцам. Эти юнцы от семнадцати до двадцати лет отроду грязно приставали к девушкам. А когда за леди заступились торговцы и проходившие мимо молодцы, закипела драка. Хорошо хоть оружие никто не доставал, а то площадь залили бы кровавые ручьи. По-хорошему я должен был щелкнуть вожжами и погнать Коня ниже по улице, но этого я так и не сделал.
Поддатых задир было четверо – стандартное число для быдловатых армейцев. Втроем они слишком быстро напиваются до состояния «в зюзю», а вчетвером – самое то.
Высокий плотный парень с редкой бороденкой на еще нежных щеках замахнулся рукой, затянутой в латную перчатку, но так и не смог дотянуться до простого мужичка в легкой рубашке. Кто-то будто ударил по локтю этому парню, и кулак со смачным чавканьем впечатался ему же в лицо, кроша зубы и разбивая губы. Задира закружился, будто балерина в танце, и упал, подминая под себя своего неудачливого компаньона.
Оставшиеся двое стали озираться по сторонам в поисках неизвестного, но вскоре согнулись под обстрелом. Яблоки, недавно лежавшие на ближайшем прилавке, вдруг обернулись требушетными ядрами. Они неустанно бомбардировали парней, покрывая их незащищенные ноги и лица градом нестрашных, но очень обидных и болезненных ударов.
Вскоре четверка, голося и испуганно визжа, утирая слезы испуга и кровь, убежала в неизвестном направлении. Площадь грянула дружным смехом, и среди этого океана радости маленьким ручейком звучал легкий, едва слышный смех. Будто веселился сам ветер, играя с волосами проходящих мимо девушек.
Я дернул вожжи и свернул за поворот. На дороге было свободно. Многие разъехались по своим делам, и проспект наконец мог облегченно вздохнуть. По пути к выезду я разминулся лишь с двумя каретами и тремя повозками, на одной из которых сидел странного вида мужик, слишком пристально смотрящий по сторонам. Наверное, не ошибусь, если скажу, что тот бугорок, в который так удачно сложилась его рубашка в районе солнечного сплетения, на самом деле – скрытый под одеждой знакомый мне медальон.
На воротах я вновь был вынужден пройти досмотр.