– На, – протянул я безделицу онемевшему парню. – Такой ей никто не привезет.

– Сп-пасиб-бо, Тим, – начал заикаться Тук, бережно принимая цветок, словно тот сделан из стекла… Хотя он ведь действительно был стеклянным. – Правду люди говорят, что ты волшебник.

– Люди говорят, а ты не верь, – подмигнул я парню и с криком «хья!» дернул вожжи.

Деревня с названием, которое я просто отказываюсь произносить, осталась позади, и я в очередной раз возвел хвалу всем русским дорогоукладчикам. Если вы считаете, что это в России дороги плохие, то поездите по дорогам Ангадора. Не Императорским, Королевским и Торговым трактами, а по самым обычным дорогам. Если после получаса подобной езды ваша пятая точка не будет напоминать кровавое месиво, то я съем свою шляпу. Эта дикая тряска, бесконечные колдобины и ухабы могли испортить настроение любому. Любому, кроме одного волшебника, который сидел вовсе не на козлах, а на маленьком, незаметном облачке, парившем в паре сантиметров над этими самыми козлами.

Пожевывая горьковатую травинку, скорее просто по привычке, нежели из необходимости, я наслаждался погожим весенним утром. К этому времени ленивое солнце все же решило выбраться из покровов Рассветного моря и залить долину своими согревающими, пока еще нежными лучами.

Ветер колыхал пшеницу на полях, уже золотую, готовую к сбору. Вопреки всем законам мироздания урожай на Ангадоре собирали по весне, а не в середине лета, как можно было бы подумать. Маленькие капельки утренней росы, бегущие по колосьям, танцующим в такт игр веселых ветров, вбирали в себя первые поцелуи утреннего солнца. От этого казалось, будто поля сверкают и на них произрастают вовсе не злаки, а тянут к небу свои маленькие золотые ручки мифические феи.

Задумавшись, я не сразу заметил толпу мужиков, идущих в поле с косами наперевес. Некоторые из них махали мне руками, а я в ответ приветствовал их поднятой шляпой. Крестьяне выстроились в длинные шеренги, а за ними, отстав на размах косы, встали парни помоложе. Хотя так было не везде: порой одну или другую колонну позволялось вести самым удалым молодцам, чья коса пела звонче всех.

Медленно, степенно поднималось солнце на востоке, шустрили лучи, заливая поле, молча стояли мужики, занеся косы. И вдруг они разом замахнулись, и лишь тронул луч пшеницу, как строго запели косы, срезая колосья подчистую. Кто-то завел песню, и вот уже десятки глоток включились в ритмичное пение. Я невольно заслушался, но дорога брала поворот и уходила под откос, так что совсем скоро мужики оказались не просто за спиной, но еще и за холмом.

До города ехать недолго – час, может, два, но когда бы ни доводилось преодолевать этот путь, меня всегда одолевала скука. Порой не хватало общения или просто какого-нибудь дела. Но в таких случаях меня всегда спасал мой собеседник.

Отросшие волосы словно кто-то задергал, заплатанный плащ начал развеваться, скручиваясь и распрямляясь, подобно флагу на крепостном шпиле, а нос стало не очень приятно щекотать.

– Здравствуй, – произнес я.

Ветер успокоился, и мне показалось, что по правую руку от меня кто-то сел. Я будто даже мог видеть очертания его фигуры краем глаза, но стоило повернуть голову – и наваждение истаивало.

– Как слетал?

Ветер стал рассказывать об очередной далекой стране, в которой он побывал. Как я и думал, там уже запылали пожары набегов нордов. Но я не винил этих людей. Когда на твоей земле, кроме мха и льда, ничего нет, то довольно сложно удержаться от разбоя. Вот норды этим разбоем и жили, зато мореходами были отменными. Иметь на своем судне штурмана-норда мечтал каждый уважающий себя капитан. Да и в наемнических ватагах их ждали буквально с распростертыми объятиями.

Ветер, закончив рассказ, начал жаловаться на огонь. У этих двоих всегда были проблемы с нахождением общего языка. То один другого сожжет, то другой первого задует. В общем, жили как кошка с собакой, и порой я был счастлив тому, что не знаю языка пламени.

– Помоги мне, ветер, поищи Рыжего и компанию.

Ветер будто вздохнул, потом словно толкнул меня плечом, и совсем скоро я понял, что вновь остался один. Впрочем, впереди уже виднелись ворота Гальда. Как и любой приграничный город, он скорее походил на крепость. Высокая стена из серого камня с бойницами на парапетах. Через каждые пять-шесть метров виднеются крепления для котлов с кипящим маслом, где-то мелькают скаты под валуны. На башнях даже отсюда заметны отсверки острых жал копий, заведенных в баллисты. А на центральной башне стоит гордый, но одинокий требушет. Гальд был небольшим городом-крепостью и не мог позволить себе второй, потому как стоил тот чуть больше, чем весь наш хутор.

Очереди в такое время почти не было, разве что передо мной заехал почтовый дилижанс, сопровождаемый служащими гильдии Вестников, да протиснулись пешие и конные путники.

– Стой! – резко притормозил меня стражник. – Кто такой?

Я цепким взглядом окинул его форму. Раньше на груди стража носила герб, на котором был изображен золотой грифон, держащий в лапах меч, а в пасти – корону. Теперь же спереди у них изображен оскаленный демон, занесший меч над жалким, трусливым врагом. Мне не нравился этот герб, но народ говорил, что он выглядит более мужественно. Хотя народу нравилось абсолютно все, что делал Константин. Новый император ведь и налоги снизил, и цены на закупку поднял, стабилизировал рынок, разогнал иностранных купцов, захвативших центральные порты. Мол, молодой правитель простой люд уважает, даже реформу в магической Академии провел – детей любит, о будущем их думает. Да и советы распустил, сам теперь правит, без указок аристократов и дворян. Да и вообще хоть и держит страну в ежовых рукавицах, но граждане теперь не стесняются называть себя подданными короны и вообще живут намного лучше, чем до прихода будущего святого. Скоро, глядишь, и дороги выровняют. Впрочем, насчет дорог лично я сильно сомневаюсь.

Даже прозвище новому правителю уже дали – Принц. Довольно забавно, если учесть, что он теперь император. А если вспомнить, как мы его называли в «Пробитом золотом», так и вовсе нельзя удержаться от улыбки. Но подданные так и звали своего правителя – Принц Константин. Тому вроде как даже нравилось. Ведь Принц – он всегда сказочный, добрый, удалой, красивый, умный. Да, собственно, таким Константина и видели.

– Я, это… ну… – мямлил я, надвинув шляпу на глаза так, чтобы был виден только подбородок. – Так ведь… бишь, то бишь… с хуторка я.

– Крестьянин, шоль? – прищурился стражник. – А чего надо в Гальде?

– Так ведь… это… бишь, то бишь… за черепухами я. Крышу надо укреплять, дожди… бишь, то бишь… скоро.

Стражник немного посмотрел на меня, а потом заглянул в повозку. Все это время мои руки спокойно лежали на коленях, держа вожжи. Раньше я, наверное, сжимал бы клинок, но сабли и вовсе висели дома на стене. Впрочем, это не делало меня безоружным. Мой меч, отточенный в темнице Териала, был всегда при мне – как раз под ребрами с левой стороны груди. Бился там мерно, ровно, на зависть самым шикарным отлаженным часам.