— То есть выхода нет?

— Очевидного — нет. Можно лишь ждать, выгадывая время, и надеяться, что в расстановке сил что-то изменится.

— Нет у меня времени, — грустно сказал Игорь. — Совсем.

Михаил лишь кивнул.

— Тогда напрашивается единственно верное решение. Которое у меня, кажется, есть.

Михаил удивленно вскинул брови.

— Решение? Какое?

— Мне надо уйти.

— Мы уже обсуждали тему твоего ухода. Они не дадут…

— Ты не понял меня — совсем уйти. От всех. Как колобок.

Михаил посмотрел на Игоря внимательнее.

— Не понимаю. Ты хочешь?..

— Нет, не хочу. Совсем не хочу. Мне теперь каждый день как праздник. Потому что Мария… И вы все… Я только жить начал. Но я не вижу иного выхода. Если я не уйду, они доберутся до всех. В первую очередь до Марии. А ей теперь нельзя…

— А что такое с Марией? — насторожился Михаил.

Мгновение Игорь сомневался, но потом сказал:

— Она ждет ребенка.

— Оп-па, — ахнул Михаил. — Это когда это вы успели? То есть я хотел спросить, как решились?

— Это не мы, это она решилась.

— Плохо дело, — вздохнул Михаил. — Оно, конечно, поздравляю, дело-то как раз хорошее. Но что теперь с ней делать? С Марией. Она теперь слабое звено.

— Не такое уж слабое. Она все понимает и ничего не боится.

— Она может бояться или не бояться, но когда начнут ее прессовать… Дело даже не в ней, в ребенке… Ему это на пользу не пойдет.

— Беременность их не остановит?

— Нет. Не те люди. Не та ситуация. Это лишь дополнительный рычаг в их руках.

— Поэтому я говорю про свой уход. Окончательный.

— Ты думаешь, Марии от этого будет легче?

— Наверное нет, только это произойдет быстро и, значит, менее травматично. А если иначе, то долго и очень затратно. Она настроена потратить любые деньги, чтобы вытащить меня.

— Значит, потратит, — согласился Михаил. — Если Мария что-то решила, ее с пути не свернешь.

— В результате я буду умирать долго, трудно, буду ходить под себя, умолять о спасении, потеряю человеческий облик. Я видел все это. Видел в хосписе. Это страшно. Это невозможно. Это мучительно. Даже не для тех, кто умирает, они уже мало что понимают, для тех, кто находится рядом. Я не хочу так! Лучше разом… И Марии лучше. Проще выплакаться раз, чем рыдать неделями, не в силах ничем помочь.

Михаил кивнул.

— Помнишь, ты рассказывал про друга, который сам себя?.. Ножом. Не хотел быть обузой всем остальным.

— Сашка? Да, рассказывал.

— Так вот, я тоже не хочу быть обузой. Я хочу уйти без мук и стенаний, и хочу увести за собой погоню.

— Я не знаю, что тебе сказать. Тут не может быть советчиков. Такие решения каждый принимает сам. Лично. Разложил ты все правильно, а какой вывод сделать — решать тебе. Извини…

— Считай, что решил. Не теперь, раньше. Я долго думал. Мне нужно было лишь убедиться. Еще вопрос. Точнее, просьба.

— Слушаю.

— Ты мне поможешь?

— Чем? Чем я тебе могу помочь?

— Мне нужно найти оружие. Любое. Я не хочу болтаться в петле. И не хочу травиться снотворным, как истеричная гимназистка. Я хочу уйти достойно, по-мужски. Как Сашка. Как… Хемингуэй.

— Хемингуэй застрелился из ружья.

— Да. Я читал про него. Он выбрал красивую смерть.

— Он покончил с собой, когда понял что перестал быть мачо и писать, так, как раньше. Он решил обыграть старость, избежать немощи, — сказал Михаил.

— Я хочу так же. Ты можешь достать мне ружье?

— Наверное. Ружье не автомат… Но ты должен понимать все последствия.

— Я понимаю. И беру на себя всю ответственность. Но я боюсь… Не смерти — нет. Боюсь не справиться. Ты должен помочь мне. Я не знаю, как это делать… правильно. Не хочу остаться до конца жизни калекой, если в чем-то ошибусь. Надо уходить, как ушла жена Вениамина, сохранив о себе самые лучшие воспоминания. Ушла, пока не утратила человеческий облик.

— Я в курсе.

— И еще, я хочу, чтобы кто-то был со мной до самого конца. Как ты с Сашкой. Это страшно, уходить одному… Видишь, я ничего не скрываю и не строю из себя героя. Уйти туда — не просто.

— Я понимаю тебя. На миру и смерть красна. Я и сам, когда однажды встретился со смертью с глазу на глаз, думал, дам слабину. А толпой — хоть сейчас грудью на пулеметы!

— Если ты будешь рядом, мне будет спокойнее. И я смогу. Точно смогу! А если один, у меня может дрогнуть рука. Или в последний момент я испугаюсь. Я не должен испугаться…

Игорь говорил горячо, убежденно. Потому что хоть и сказал, что принял решение, все еще сомневался. Ему действительно нужна была помощь. Нужна была опора для этого последнего шага, потому что страшно, когда с глазу на глаз.

— Я должен распутать этот узел. Хотя бы так. Именно так! Потому что иначе невозможно.

— Не знаю, — засомневался Михаил. — Это такой шаг… Окончательный шаг…

— У тебя есть другие предложения? Я могу выпутаться как-то иначе?

— Нет. Других выходов я не вижу. По крайней мере пока.

— Послушай, Миша, я ничем не рискую, ничего не теряю. Я все равно… Всё равно обречен! Я могу выгадать лишь несколько дней. Пусть недель. Но эти недели будут кошмаром. Для всех. За это время они могут добраться до Марии, ее матери, до тебя… А если я уйду раньше, уйду теперь, то разом решу все проблемы.

— Наверное, я должен тебя отговаривать, — сказал Михаил. — Но… не буду. Потому что бывал в таких ситуациях и видел… Это мужское решение. Других вариантов, увы, нет и терять тебе действительно нечего. Тут ты прав. Я бы тоже не хотел бы сдыхать в постели, исходя криком. Лучше умереть в бою.

— Ты поможешь мне? В этой моей последней просьбе.

— Возможно. Но при условии… что об этом никто, совсем никто, даже Мария, не будут знать. Я не должен, не могу подставляться. Если кто-то узнает, меня могут притянуть. Это очень серьезная статья и немаленький срок. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Конечно. Я никому ничего не скажу. До самого конца.

— Подумай еще. День, или два, или три. Это такое решение, которое требует серьезных размышлений. Если не теперь, если через несколько дней ты скажешь — да, то я обещаю помочь тебе. Не из-за тебя. Из-за Марии. Потому что иного способа вывести ее из игры нет. Этот самый надежный. А учитывая ее беременность…

— Спасибо, Миша.

— За что? За такую помощь не благодарят. Я не жить тебе помогаю, а лишиться ее.