Да, она может писать. Она имеет право на самовыражение. Она не перестанет это делать по приказу мужчины, даже если он — ее будущий муж.

Элли вышла из своей спальни и направилась в библиотеку. Собаки были там. Когда она села за письменный стол, Малькольм подошел к ней и заскулил, а потом пристроился у ее ног. Потом рысцой подбежала Кара и свернулась в клубок на персидском ковре в центре комнаты.

Элли вставила бумагу в машинку.

Но она не смогла облечь свои мысли в слова.

Это ее ошеломило. Она положила руки на машинку, опустила на них голову…

И заплакала.

Но плакала Элли недолго. Она выпрямилась, пригладила волосы, посмотрела на машинку и начала печатать.

«Мир меняется. Каждый день мы видим новые достижения техники. Человек всем сердцем желает остаться прежним. Но в меняющемся мире мы сами должны изменяться. Мужчины становятся солдатами и уходят на войну. Для них всегда есть новая война потому, что мы стремимся сохранить нашу империю. Но женщины, которые чувствуют, что тоже должны бороться, вынуждены бросать вызов общепринятым правилам и надевать маску, чтобы выйти на поле боя.

Где бы мы ни воевали — в Азии, Африке, Европе или на более далеких полях сражений, — с точностью можно сказать одно. Для каждого живущего сейчас человека — мужчины или женщины — однажды наступает время вести сражение внутри себя. Слишком часто мы в нашей жизни носим маски. По сути дела, мы должны их надевать потому, что именно они позволяют нам достичь того, к чему мы стремимся.

Любить — значит не изменяться в своих чувствах, если увидишь того, кого любишь, без маски».

Элли откинулась назад. Это не тот текст, который она собиралась послать в газету.

Она внимательно посмотрела на то, что напечатала, и стала вырывать лист из машинки, чтобы смять и выбросить.

Но вдруг замерла: ей внезапно пришла в голову новая мысль.

Противники монархии уверены, что в убийствах виновны монархисты.

А монархисты уверены в том, что в них виновны противники монархии. Элли сама помогла увековечить на бумаге это предположение.

Но…

Миром обычно правят чувства, а не логика. В политике царят страсти большого масштаба.

Что, если они все ошибаются?

Что, если убийства были совершены не по политическим причинам, а из-за личной страсти? Раньше она не знала, как велика может быть сила чувств или любовного вожделения. Не знала потому, что сама никогда не испытывала таких сильных чувств, пока в ее жизни не появился Марк.

Элли вдруг стала понимать, что такое ненависть и гнев, которые переплелись с любовью и тоской, и как сильна бывает боль, которую вызывают глубокие чувства.

Элли немного помедлила, а потом ее пальцы взлетели.

Может быть, она ошибается сейчас, а может быть, ошиблась в первый раз. Это не важно, она излагает свои мнения и не настаивает на том, что права. Она предлагает свои мысли на обсуждение, чтобы другие могли сами раскинуть умом.

Права она или нет, она намерена заставить людей думать.

В этот вечер лорд Ферроу вернулся домой раньше своего сына. Элли была рада этому. Она радушно поздоровалась с лордом, но сказала ему, что должна уехать домой.

— Там опасно, — запротестовал он.

Элли улыбнулась.

— Я уверена, что Марк поставил либо друга, либо полицейского сторожить наш дом по ночам, — сказала она и по выражению лица лорда поняла, что права. — И у нас есть собаки, которых вы нам дали. Они отличные защитники. Я буду в безопасности, и мои тети тоже. Я должна уехать домой.

— Но… через несколько дней ваш дом будет здесь. — Лорд нахмурился и немного помолчал. — Или вы решили не выходить замуж за моего сына?

— Я с радостью выйду за него, если он примет меня такую, какая я есть. Но сегодня мне нужно вернуться домой.

Лорд Ферроу был далеко не рад ее отъезду, и Элли было ясно, что он не понял ее.

— Мы побываем у ваших тетушек завтра.

— Я не могу оставаться здесь, — настаивала она.

— Мы поговорим об этом утром, — заявил он.

Этой ночью Элли долго ворочалась в постели. Она поняла, что лорд Ферроу твердо решил оберегать ее от опасностей и ни за что не разрешит ей жить в ее родном доме.

Утром, когда она проснулась, Марк еще не вернулся.

Дом, где жил перед своей гибелью Хадсон Портер, близкий друг и в прошлом товарищ по армии лорда Лайонела Витбурга, был примерно на милю ближе к Лондону, чем деревня. Как заверил Марка Йен, экономка по-прежнему работала в этом доме каждый день, ожидая родственников Портера, которые должны были прибыть из Бостона. Другой родни у убитого не было. Марк приехал рано утром.

— Здравствуйте, миссис Баркер, — поздоровался он со встретившей его в дверях экономкой.

Та кивнула в ответ. Она знала, кто именно должен прийти, и немного наклонилась в знак приветствия, словно не была уверена, надо или нет встречать его поклоном.

— Подать вам чаю, сэр… милорд… ваша милость?

— Нет, спасибо. Лучше просто посидим и поговорим.

Может быть, ему было бы лучше согласиться выпить чаю.

Эта женщина, такая же худая и костлявая, как Хетти, экономка Брендонов, показалась ему похожей на пчелу, готовую взлететь.

— Вы живете в этом доме? — спросил он.

Она кивнула и посмотрела в сторону окна.

— А почему вас не было здесь в ту ночь, когда Хадсон Портер был убит?

— Здесь уже были полицейские, — пробормотала экономка.

— Да, я это знаю.

— Он отпустил меня на тот вечер. — И она развела руками.

— Почему?

— Он… хотел поработать. И не желал, чтобы его беспокоили.

— И как вы провели эту ночь?

— Я… ночевала у подруги.

— И кто эта подруга?

— Линда Гуд.

— А где она живет?

— Возле деревни. — Экономка скользнула взглядом по его лицу и снова стала смотреть в сторону. — Я… сэр, ваша милость, милорд… уже очень много раз рассказывала про это. Я пришла домой и обнаружила мистера Портера наверху с перерезанным горлом. Это было ужасно. Я… у меня нет сил повторять это еще раз. Теперь он уже в могиле. Мы должны оставить его в покое.

Эта женщина явно нервничала. Марк не мог понять, почему она так волнуется. Йен Дуглас, несомненно, проверил ее алиби, и оно подтвердилось.

И все же…

— Где вы храните свои ключи? — спросил он.

Экономка показала на крюк у двери. Ключи обычно висели на нем — так же, как в доме Брендонов.