Теперь в словах кабинет-министра не было фальши — Корвин ему верил.

— В этом мы схожи, — сказал патриций.

— Несомненно.

— Вы все еще надеетесь, что вам удастся освободить отца и мать?

— Надеюсь. Я уже близок к цели.

— Ну что ж… желаю вам удачи… Сергий Малугинский.

Проводить лацийцев на космодром прибыл князь Сергей.

— Отец после недавних событий болен, — признался молодой князь. — Сначала гибель Эмми и мое «беспамятство», потом смерть Стаса и бегство Ксении… Все это чересчур для него. Машенька с ним рядом, ни на шаг не отходит.

«Скорее всего, князь Андрей просто не хочет появляться на людях — его честь задета последними событиями, и у прессы могут появиться вопросы. Хотя репортеры галанета здесь не так дерзки, как на Неронии или на Лации», — заметил голос.

«Надоел! — мысленно оборвал его Корвин. — Почему бы не предположить, что старик, в самом деле, болен?!»

— А вы, как я погляжу, больше не боитесь происков неров? — спросил Корвин.

— После вышеградского карнавала мне нечего опасаться. Нерония и Китеж ныне не разлей вода. Китеж отдает прежнему врагу свою островную колонию на Венеции. Нерония в счастье, потому что теперь фактически вся планета каналов — под ее властью. Прошлые ссоры забыты. Похищение анималов — в том числе. Зато отношения с Лацием замерзли окончательно и вряд ли в ближайшие десять лет потеплеют. Надеюсь, у политиков хватит ума не доводить дело до драки.

— Придется извиняться, — заметил Корвин.

— О да, придется, — согласился Сергей. — И чем дольше Китеж будет заглаживать вину, тем сильнее у нас будут ненавидеть лацийцев. Но, несмотря ни на что, я ваш всегдашний друг, Корвин.

— И мой тоже! — вмешался в разговор младший Друз и, крепко ухватив Сергея за локоть, сжал его на римский манер. — Если у вас на корабле будут проблемы с жизнеобеспечением, или гравигенератором, или системами связи, зовите меня, я все починю!

— Буду иметь в виду, — смеясь, пообещал Сергей.

Друз тоже засмеялся: правда, в пленочной маске это было делать не слишком просто. Он все еще носил защиту: хотя власти Китежа заявляли, что геногаз полностью уничтожен, решено было не рисковать и родственникам покойного посла до отлёта с Китежа носить маски.

— Не люблю прощаться, — признался Друз. — Почему-то думаешь: вдруг не доведется свидеться…

— Бросьте в озеро Светлояр монетку — и вернетесь, — посоветовал князь.

— Нет! — затряс головой Друз. — На Китеж больше не хочу. А вот с вами — увидимся! — И центурион заспешил к яхте.

«Клелия» была уже готова к отлету и только поджидала пассажиров. Все торопились. Особенно Флакк.

— Когда вы передадите мне то, что обещали? — спросил Сергей у Корвина.

— Не на Лации. И не на Китеже. Встретимся где-нибудь на станции Звездного экспресса. Но не сразу. Прежде…

— Да, я знаю про похищения детей, — кивнул Сергей. — Найдите этих ублюдков.

— Постараюсь. Кстати, вы не раскроете мне еще одну тайну?

— Смотрю, ваша жажда разгадать все тайны не уменьшается. Напротив — только растет.

— Конечно. Итак… как вы обошли сигнализаторы Друза и проникли ко мне в комнату в ночь карнавала?

— А вы не догадались?

— Нет…

— Потолок. Всегда смотрите на потолок. Там был такой милый светильник. Так вот: часть потолка вместе со светильником опускалась.

— Забавно. Обычно в этом месте устраивают камеры наблюдения. Но вход в спальню на потолке… Это что-то новенькое.

— Не забывайте, как на Китеже обожают розыгрыши.

Марк поднялся на борт «Клелии» последним. Друз уже сидел в кресле. Маска валялась у него на коленях.

— Оставлю на память. Может быть, мне еще придется сюда вернуться… — и шепнул на ухо Марку, когда тот опустился в кресло рядом: — За дядю Лу кабинет-министр мне должен ответить.

— Но не теперь, — заметил Марк. — Дадим ему двадцать лет, чтобы исправить ситуацию.

— Двадцать лет? — возмутился Друз. — А если я не доживу?

— Женишься на моей сестре и сможешь оставить своим детям незавершенные особо важные дела, как это делают все патриции, — сказал Марк. — Мы никогда не торопимся с радикальными решениями. И это хорошо.

«Мой отец тоже дал наварху Корнелию двадцать лет, чтобы осмыслить содеянное, но тот не оценил щедрость Валериев Корвинов», — усмехнулся про себя Марк.

Друз задумался.

— А если мне не дадут патрицианства?

— Луций, ну что ты болтаешь? Дадут непременно. Сейчас для патрициев наступили паршивые времена. Если будешь нам предан, получишь не только титул патриция, но и широкую пурпурную полосу на тогу.

Друз не сразу понял.

— Что? Я стану сенатором?

— Ну да. Как старший патриций в своем роду.

«Чужие несчастья иногда приносят удачу…» — мысленно добавил Марк и покосился на Флакка.

— Пора возвращаться на Лаций, совершенный муж, — сказал Флакк, обращаясь к Корвину так, как положено титуловать префекта.

Отец Марка и дед в свое время слышали подобные обращения сотни, тысячи раз. Но впервые Марка Корвина, бывшего раба, назвали «совершенным мужем». Он почувствовал, как губы сами почти против воли, расползаются в улыбке.

Ма фуа! Но ведь приятно же!

Когда «Клелия» покинула орбиту Китежа, Марк отправился к себе в каюту. Наконец можно как следует отдохнуть. Марк разделся, бросил одежду в приемную капсулу, велел свету погаснуть и плюхнулся в койку. Именно плюхнулся — как в воду. Но угодил не в ласковые объятия адаптивной кровати, а во что-то липкое, склизкое, холодное. Попытался выбраться — куда там! Проклятая слизь держала лучше любого клея. Корвин рвался, барахтался и ощущал, как мерзкая склизкая тварь прилепляется к нему все плотнее. Пахло несвежей рыбой… Кто бы сомневался — дохлая русалка с берегов Дышащего океана именно так должна пахнуть. Марк выругался и велел свету включиться… Лучше бы он этого не делал. Все же левую руку ему удалось выпростать. Стал шарить вокруг… бесполезно. Разве может на корабле что-то лежать просто так, незакрепленное… Однако, если верить рассказу Стаса, то капитан Иртеньев как-то вырвался из этих липких объятий. Но что можно сделать? Рядом никаких инструментов… правда, койка адаптивная, то есть в ней есть управляющий чип, можно койке отдавать приказы. Например, включить подогрев…

— Включить обогрев! — приказал Корвин.

И сразу же ощутил идущее снизу тепло. Слизь сделалась более густой и, кажется, более липкой. Корвин рванулся, с громким чмоканьем оторвались от его груди и рук лохмотья разлагающейся плоти. Корвин скатился на пол. За ним волочились мерзкие жгуты отвердевающей слизи.