тёмные панели по стенам, пара картин, с изображением моря и наборный паркет, с прикрытым ковром узором. И я опять чувствую себя маленькой девочкой, нашкодившей или разбившей коленки.

Шагнув вправо к стене, я толкнула маленькую неприметную от входа дверку. За ней располагался диван, кофейный столик, а в углу небольшая плитка, чайник и микроволновка. Я поставила пирожные на столик и щёлкнула чайником. Так как сколько ждать я просто не представляла, то начала разглядывать пожелтевшие от времени черно-белые фотографии по стенам. В основном это были фото девушек в форме, стоявших напротив самолётов. На одной группой фотке около тридцати девушек. Все молодые, улыбаются задорно и с вызовом. Они, кто в пилотках, кто в летном шлеме, стояли на летном поле с планшетниками в руках, на фоне своих самолетов, казавшихся игрушечными. Вот еще около сорока девчонок, еще не избавившихся от детской пухлости щек, но уже в спецовках, а кто-то с ключом или еще каким инструментом. А вот фото из парикмахерской, где мастера остригают длинные косы с лентами. Они лежат ковром под ногами, устилая помещение. У одной из моделей даже слезинка видна, хотя она улыбается. А вот две девушки с самолетным винтом, в полетных шлемах и с очками. Две «Гаечки» улыбаются, а внизу подпись: «Белик и Макарова, верные подруги». А вот и строй тех самых девчонок. Перед ними девушка, строгая в этом моменте. За ней другая, она гордо несет знамя «десятое июня 1943 года, вручение гвардейского знамени»

Портреты одной из них, но крупнее висели рядом. На ближайшем портрете девушка была в гимнастёрке и с несколькими наградами, потом она же появляется на фоне самолёта. На хвосте была нарисована ведьма на метле, а перед ней звёзды. В старых фильмах так рисовали за сбитые самолёты фашистов. Внизу подпись «Мариночке на память, твои ведьмы».

— Марина Расковая, командир группы бомбардировщиков. Немцы с придыханием говорили: «Ночные ведьмы».

Глава 32

— Это вы!

В проёме двери стояла девушка, точная копия фотографии.

— Я и не я. Мне нужно было имя для жизни, а Марина… — Она вздохнула, печально. — Я была подругой ее матери Анны Спиридоновой, в девичестве Любатович. Она работала учителем средней школы в городах Торжке, Вязьме и Москве. В Торжке и познакомились. Мне тогда по документам лет пятьдесят было. Она была замужем за Малининым Михаилом, артистом оперы и антрепренёром, не сильно известном в столице. В Москве он стал вокальным педагогом и, будучи статным красавцем, пользовался популярностью. Мы с Анной переписывались, когда она мне сообщила о смерти мужа в Москве в октябре 1919 года вследствие несчастного случая. Михаил был сбит мотоциклом и она попросила приехать помочь. Тяжёлые были времена. Николашка был тюфяком на троне, правильно о нем говорили: «Сидеть на троне может, править нет».

Марина родилась 28 марта 1912 года в Москве, у нее было два старших брата, Роман и Борис. Окончила школу в Москве в 1928 году, потом Московскую консерваторию. Работала практиканткой в лаборатории анилинокрасочного завода, в апреле 1929 года вышла замуж за инженера этого же завода Сергея Раскова и ушла в декрет до октября 1931 года. Дочь назвала Татьяной. Помнишь, как у Пушкина: «Итак, она звалась Татьяной». Мариночка развелась в октябре 1935 года. Ничего необычного по тем временам.

В ноябре тридцать пятого года стояла отвратительная погода, то замерзало все, то таяло, Марина и подхватила пневмонию, сгорела как свечка. Голодно тогда было, а уж о нормальных лекарствах и думать нельзя. Травы ее не вытянули. Анна утопала в своем горе, на земле ее ничего больше не удерживало: сыновья разлетелись, дочки нет, а внучка.

Яга безнадежно махнула рукой, но потом продолжила:

— Казалось, о ней все забыли. Я ж ведьма, вот и вызвала их души, попросив разрешение. Попробовали бы мне его не дать. Я решила воспитать Таню, став Мариной. Чуть подправив внешность, и я стала ей. Роман и Борис приняли это, скорее даже не заметили. Они уже тогда редко виделись, Боря жил в Ленинграде. Он состоялся как русский учёный-кораблестроитель, автор первых советских проектов подводных лодок. Лауреат Сталинской премии первой степени. Звёздная болезнь у него точно случилась. Считал, что он воплощение Петра Первого. Болезнь конечно прошла, но сам он стыдился этого момента и старался не появляться на публике, только писал.

Той же осенью уже стала инструктором по «слепым» полётам в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского и преподавателем штурманского дела на курсах. Как-никак, я же первая женщина-летчик. В ступе гоняла как Шумахер. Штатный консультант в НКВД, СССР (Кощей тогда попросил, сволочь костлявая) затем уполномоченный Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, с февраля до марта 1941 года — в особом отделе 3-го авиационного Управления Народного комиссариата обороны СССР, старший лейтенант госбезопасности. Получила я и парочку мировых рекордов. Тщеславие — это мой любимый грех, я им наслаждаюсь. 26 часов в воздухе перелёт Москва — Дальний Восток.

Молодая женщина переходила от одного снимка к другому. Вот она же в тёплой куртке и унта. Здесь счастливая, так как получает награду. На секунду замирая, но продолжает говорить:

— Была совершена вынужденная посадка на фюзеляж без выпуска шасси, отчего могла пострадать моя кабина штурмана. Я, по приказу Гризодубовой, выпрыгнула с парашютом в тайгу. Имела всего две плитки шоколада в кармане. Ну, лес да ведьму не прокормит? Была найдена только через 10 суток. Ох, и искусали ту экспедицию комары, да косолапый погонял. Ты бы видела их злобные взгляды. Меня-то мошкара да комары не тронули. Не смотри так, да, отравились бы. За выполнение этого перелёта мне было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина, вот эта фотография, — она любовно провела по той, где на снимке получала награду. — А после учреждения знака особого отличия мне была вручена медаль «Золотая Звезда». Нам троим, Гризодубовой, мне и Осипенко, вручили звание Героев Советского Союза за полёт на АНТ-37 «Родина». Мы были первые! — проговорила гордо, с затаённой грустью. — А потом началась Война. Все ее ждали, и никто не ожидал. На войну я ушла в тридцать восьмом, летала много, но доверия ко мне было низким. Как же, «баба за штурвалом!»

Когда началась Великая Отечественная война, я использовала своё положение и личные контакты со Сталиным и Кощеем, чтобы добиться разрешения на формирование женских боевых частей. Тогда же была переведена из НКВД в Красную Армию. Много крови мне попили: «нельзя, да не принято!». Даже не знаю, тех