Тыловая служба, продолжал он, «была полностью дезорганизована». И это была ужасная правда. Дорога к складам в Балаклаве была усеяна трупами лошадей, мулов и волов, находящихся в различной стадии разложения. Капитан Клиффорд с удивлением обнаружил, что ему пришлось потратить целый день на то, чтобы съездить в Балаклаву и вернуться обратно в лагерь 2-й дивизии. Солдатам приходилось нести на себе продукты, боеприпасы и имущество, так как измученные вьючные животные просто не могли справиться со всем потоком грузов, необходимых для того, чтобы обеспечить хотя бы минимальные потребности армии. Солдатский паек, который газета «Таймс» когда-то называла «превосходным и разнообразным», к концу месяца уменьшился почти в четыре раза.

В самой Балаклаве царила полная неразбериха. Адмирал Боксер, отвечавший за транспортное сообщение с Константинополем, не смог справиться с этим хаосом. Капитан Шипли, находившийся в балаклавском госпитале после ранения на Альме, писал матери, что «в Балаклаве отсутствует руководство, точнее, оно есть, но имя ему адмирал Боксер. Создается впечатление, что этот человек за всю свою жизнь так и не сделал ничего путного». Корабли и транспортные суда приходили в переполненную гавань без предварительного уведомления; никто никогда не знал заранее, какой груз они везут. Иногда корабли делали по два рейса из Константинополя в Балаклаву неразгруженными. Адмирал Боксер никогда не знал точно, сколько судов имеется в его распоряжении, где они будут разгружены и получат ли топливо. Бывало, что пустые корабли спокойно стояли в ожидании на рейде, а адмирал в ответ на запросы военных заявлял, что у него нет сейчас свободного транспорта. Он никогда не вел учетных записей. Раглан писал об этом человеке: «Во всем, что касается адмирала Боксера, я бессилен. Кажется, что этот человек просто не способен выполнять свои обязанности». Суда целыми днями и даже неделями ждали на внешнем рейде, когда они получат разрешение на вход в Балаклаву и разгрузку. Когда они, наконец, заходили в гавань, команды, привычные к тому, что можно было увидеть в восточных портах, тем не менее поражались. После шторма бледно-зеленые воды порта напоминали выгребную яму, в которой можно было увидеть то, что не могло нарисовать никакое воображение. Бледные разбухшие тела мертвых людей, верблюдов, лошадей, мулов, волов, кошек, собак, грязь и нечистоты, производимые целой армией и многочисленными госпиталями. Все это плавало среди обломков мачт, ящиков, кип сена, галет, коробок от лекарств и медицинских инструментов, разлагающихся внутренностей и шкур скота, выброшенных за борт судовыми поварами.

На самой пристани порядка было не больше. Кучи угля сваливались поверх мешков, из дыр в которых сыпалась мука; тюки с бельем использовались как островки в непролазной грязи; разбитые ящики, гниющие мясные туши, боеприпасы, тысячи палаточных кольев, части сборных деревянных домов – все это без всякой системы хранилось на складах или прямо на улице. Солдаты садились покурить на бочонки с порохом. Зловоние было ужасным. Повсюду бродили крысы и бездомные собаки. Турецкие солдаты умирали от ран и от голода прямо на улицах. «Прежде мне никогда не приходилось видеть, как умирает человек», – с горечью признался один из очевидцев. Почти все здания маленького городка были заняты госпиталями. Сквозь двери и окна, завешанные грязными гниющими бинтами, доносились стоны и крики раненых и умирающих, на которые, впрочем, никто больше не обращал внимания. Люди привыкли к виду страданий и смерти. В таких «больницах» турецкие солдаты «умирали как мухи», и каждый день невозмутимые могильщики волокли мертвые тела на местное кладбище, где уже с трудом можно было отыскать место, чтобы выкопать новую яму для очередной дани смерти. Из наспех вырытых неглубоких могил высовывались человеческие кости и полуразложившиеся тела.

В этот городок, в котором, казалось, воплотились самые страшные ночные кошмары, прибывали солдаты и офицеры боевых частей, чтобы уговорами, мольбами или угрозами получить необходимое для себя и для товарищей имущество. Тыловые офицеры пытались рассматривать каждый запрос в соответствии с уставами, к чему их долго и тщательно готовили.

Вот типичный пример аргументов и контраргументов в таких диалогах. Офицер-врач с парохода-госпиталя на берегу беседует с тыловиком, у которого пытается получить печку.

– Трое больных этой ночью умерли от холеры. Это произошло потому, что на пароходе жутко холодно. Если не исправить положение, то очень скоро умрет еще много людей.

– Вам необходимо заполнить соответствующий запрос, подать его по команде в штаб, а затем получить оттуда подписанный экземпляр.

– Но пока я буду этим заниматься, умрет еще несколько больных.

– Ничем не могу вам помочь. Я должен получить заполненный запрос.

– Еще одна такая ночь будет последней для многих моих людей.

– Я действительно не могу ничего поделать. Мне нужен этот документ, чтобы выдать вам печку.

– Ради всего святого, дайте мне ее на время. Я готов взять на себя полную ответственность за ее сохранность.

– Мне искренне жаль, но я не могу этого сделать.

Тыловой офицер искренне верил, что действительно не может этого сделать. Перед ним стояла сложная дилемма. Если он сейчас поможет этому доктору, кто поручится, что завтра не придут другие и не потребуют того же? У него на складе хранится строго учтенное небольшое количество печек. Возможно, на кораблях, которые пришли под разгрузку, пришли еще печки для армии; но суда приходили в Балаклаву без всякой системы, и никто не мог знать точно, что именно они везут. Возможно, потребуется несколько дней, чтобы добраться до контейнера с печками, который может лежать где-нибудь на дне трюма. Что в таком случае делать с остальным выгруженным имуществом? Ведь на складе нет для него места. И в конце концов, учетом и распределением прибывающего имущества занимается совсем другая служба.

Офицерами тыла двигала не тупость, как писали газеты, и не равнодушие, как уверяли фронтовики. Они сами считали, что поступают так, как того требует устав и интересы службы. Оказалось, что вся система снабжения построена так, что в условиях войны становилась недееспособной. И требовались не дни и даже не месяцы для того, чтобы усовершенствовать систему управления и снабжения в армии, которую оторвали от сладких грез о былом величии и бросили в действительность, в которой одного героизма было недостаточно.

А солдаты тем временем продолжали умирать, и с этим нужно было что-то делать.

«Необходимо что-то срочно предпринять, – писал Раглан в меморандуме на имя начальника тыловой службы армии генерала Филдера, – для того, чтобы организовать нормальное снабжение армии, иначе это приведет к самым худшим последствиям. Я получаю жалобы ежедневно. Необходимо устранить все бюрократические барьеры». Далее он привел рапорт офицера, который прибыл в Балаклаву за овощами и получил от тыловых офицеров отказ с комментариями, что они не могут удовлетворить запрос на количество менее 2 тонн[23].