из состава оперативной группы частного военизированного предприятия. Единственный из его спецгруппы, оставшийся в живых. Бывший военнослужащий Вооруженных сил Украины. Последнее воинское звание – сержант. Уроженец города Судовая Вишня Яворовского района Львовской области. Ранее не судим. Признаков наркозависимости не обнаружено. Имеет татуировки с националистической символикой. Был задержан сотрудниками национальной гвардии республики в поселке Горный Железорудного района и доставлен в медицинский центр областного центра Новый Кунгур. Телесные повреждения средней тяжести. Пациент был в сознании, психических отклонений не наблюдалось, идет на поправку.

Надо отметить, прескверно сказалось произошедшее на сержантском настроении. Глаза у татуированного нордическими знаками Ивана Петровича глядели безжизненно, тускло. Относительно свежие шрамы, будто от кошачьих когтей, исполосовали скулу. Экранного Лыцуся допрашивал собеседник, остававшийся за кадром:

– То провокация была, – мрачно выдавил обритый сержант.

– Отвечайте на поставленный вопрос.

– Вот уж удружили, – ядовито продолжал Лыцусь, – американцы, союзнички, мать их – вот спасибо! Русня положила взвод наших, как снопы – и ничего! Вот бы мне выдали пару человек из тех, кто это сделал, уж я бы…

После этого сержант совершенно сорвался в истерику и начал, захлебываясь от собственных слов, хлестать воздух отчаянной бранью:

– Идите в задницу, недолго вам осталось, передохнете до единого под гиперзвуком, до единого!.. Никогда ваша не возьмет – добре запомни это, урод!

Видео дрогнуло и замерло на паузе.

– Ну как, припоминаете мужчину? – спросил консультант у Постникова.

– Такого забудешь. Да, это в самом деле сержант Лыцусь из украинских Вооруженных сил – так мне его назвали. Арестован, как видно?

– Взят на материке на днях, – небрежно подтвердил штатский. – Попытка пьяного мародерства в сельской местности с мордобоем. В отчаянии человек – понимать надо.

– И давно он здесь?

– Прилетел вчерашним этапом и тем же рейсом, что и вы. То есть, чуть более суток. А вам теперь предстоит возвращение на материк, в Эфраим. Вы совершенно свободны.

– Черт, – только и смог вымолвить на это Постников, оторопев. – Стоило меня тащить самолетом десять часов.

– Это решаю не я, – равнодушно ответил консультант. – Теперь остается пара мелких формальностей и надо подписать акт отмены судопроизводства. Но вы можете быть свободны, вот ваш пропуск. Если вы не возражаете, конечно.

– Не возражаю, – искренне сказал Постников. – Тогда я лучше прогуляюсь по территории.

Подполковник Сапогов задумчиво посопел носом и ответил, что колония – не гостиница, и посторонним на ее территории находиться не положено.

– Да, так не годится, – согласился Конев. – Отправляйтесь в поселок и ждите меня… есть в поселке подходящие места?

– Только одно – кафе «Нордстрим» возле моста. Кормят отвратно, но там тепло, по крайне мере.

– Шикарно! Ждите меня в «Нордстриме». Через два часа будет отправка на материк, тогда и увидимся.

После обещанных бумажных формальностей, новых ответов под видеозапись и подписей Постников оказался на свободе. В воздухе здесь недвусмысленно пахло большой северной зимой. До поселка нужно было пройти что-то около двух километров. Он был совсем невелик – отсюда легко было окинуть его взглядом от края до края, даже несмотря на небольшой снегопад.

Пушистый покров под ногами при каждом шаге отзывался тихим радостным хрустом, от которого просыпались мысли о Диканьке. Постников шагал по обочине невероятно широкой автодороги, ведущей от комбината в поселок, и мимо него туда и обратно с ревом пробегали исполинских размеров грузовики, отвозившие руду в порт. На развилке дорога разделилась напополам, и Постников свернул туда, где она превращалась в едва ли не единственную поселковую улицу, состоящую из красных домов скандинавского типа. Встречный ветер заметно крепчал, и шагать против него приходилось с усилием. В дальней части улицы издалека показались неоновые зарницы «Нордстрима», о котором говорил подполковник Сапогов. Оттуда урывками прилетала музыка. Постников навострил уши: пел уже знакомый голос женщины, желавшей заиметь крылья и перелететь белый свет. Одноэтажная коробка кафе стояла особняком посреди широченного пустыря, за которым дальше не было ничего, кроме белой равнины, уходящей в неведомые дали. По пустырю аристократично фланировали собаки в количестве пяти хвостов.

Постников толкнул тяжелую толстую дверь и прошел внутрь. В тепле после метели его обхватило неземное удовольствие. Было здесь не такое уж маленькое помещение вполне стандартной планировки с барной стойкой и пятью-семью столами. Заведение пустовало, только за одним из этих столов сидел спиной к нему человек, который был бы вылитый невысокий подросток в меховой жилетке, если бы не седая коса на спине. Перед женщиной на красной салфетке важно сиял литровый чайник. Северянка прихлебывала из пиалы чай и никуда не торопилась, и Постников немедленно тоже захотел чаю.

Стукнула входная дверь и прилетел мужской голос:

– Дьявол, как наметает-то! Как бы мост, не ровен час, не закрыли – уже и дальний берег не видать, и все еще заметает дорогу!

– Что, крепчает метель? – отозвался бармен.

– Не то слово!

Вошедший затопал сапогами, стряхивая снег, и шагнул к стойке. Высокий парень в очках, манера горделивая. Он кивнул Постникову и назвал себя:

– Меня Мятый зовут, будем знакомы! Работал на плато, а по прошлой жизни правовед. Поверьте, не хотел бы казаться назойливым. Но я улетаю через два часа на материк. Умоляю составить компанию!

Мятый щелкнул пальцами в адрес бармена и провозгласил

– На вынос, и этому бедолаге, и мне – по сто троекратно!

Бармен кивнул, наполнил два стакана, а затем стал наливать в поданную ему флягу то ли водку, то ли спирт.

Бывший правовед без стеснения изучал Постникова. Было в его внешности, в рубленых грубоватых очертаниях лица что-то неуловимо добавочное, как мигом мелькнуло в голове Постникова. Но эта мысль только царапнула и столь же быстро улетучилась, потому что Мятый как-то очень убедительно сыпал словами:

– Я, знаешь ли, был на южном архипелаге островах, провел там двенадцать лет. Жизнь как на курорте, разве что мяса нет и москиты живьем жрут. Сахарный тростник, самогонку меняли на одежду и на тушенку. Накатим без прелюдий! – воскликнул бывший правовед. – Я на севере, можно сказать, счастье нашел!

– Поздравляю, – вежливо ответил Постников. – Загоруйко меня зовут.

Они чокнулись и выпили.

– Что это за поселок? – спросил Постников, когда водка прошла в желудок и дала тепло.

– Геологоразведка в основном. Редкоземельные металлы на плато нашли, разметку под буровые делают. Комбинат будут строить вроде – зэков на работу, наверно, будут водить. А сам ты из каких людей – вроде на геолога не похож?

– Из колонии выпустили: по ошибке взяли.

– Тоже мне парадокс! Тут всех взяли по ошибке! – присвистнул Мятый и рассыпался утробным хохотом, стиснув в крупной ладони стакан. На ее тыльной части тряслись синие латинские буквы. – Веришь