Что нового? Много чего случилось со времени последней встречи, но ничего из этого нельзя было говорить Трикстеру. Да и я была уверена, что он все это знал, если не сам придумал и устроил.

– Я написала завещание. – Брови Трикстера приподнялись вверх, он довольно цокнул и даже хихикнул. – Библиотеку – Уоррену, особняк и имущество – Вольфгангу, а если не Вольфгангу, то семье Брутто.

На последнем настаивал юрист. Не на семье Брутто, конечно, а на плане «Б». Кажется, он надеялся, что я все отдам Комитету или Асмодею, но, вспомнив тесную квартирку Каспия, я решила, что лучше отдать ему. Он много для меня сделал.

– Уоррен… человечишка, – задумчиво промычал Трикстер. – Ты не размышляла о том, что проецируешь на него свои отношения с Кави?

Я взвыла от новой головной боли. Знала ли я, что все мое поведение – лишь следствие детства и не более? Конечно, я догадывалась, что это основа психоанализа, но должно же быть еще что-нибудь.

Трикстер улыбнулся, как истинный садист, в ожидании моей рефлексии или опровержений.

– Да, признаю.

Трикстер разочаровался, даже немного нахмурился. Тактика ведения с ним «ментального боя» оказалась очень простой: смирение. С ним просто нужно было соглашаться, даже не слушая, что он говорит. Трикстер утыкался в стену и все пытался извернуться, чтобы подколоть меня больнее. Самым опасным его оружием оказался эдипов комплекс по отношению к Кави. Это было очевидно, но настолько извращенно, что я почувствовала себя грязной и мерзкой. Мальчики часто в детстве говорят матерям, что, когда вырастут, женятся на них. Кави я об этом не говорила, но по-детски намекала и, конечно, мечтала. Сейчас наши отношения были еще более запутанными, и мысль о том, что надо вернуть ему эти чертовы книги… Боже, книги. Только не сейчас.

Я ответила тогда Трикстеру, что сейчас относилась к Кави больше как к сыну, которого надо уберечь и о котором следует позаботиться. На что он процитировал мне что-то с названием «материнское и генитальное».

Мы будто играли в шашки, где каждый пытался уберечь все, не позволяя съесть ни другому, ни самому. Мы зашли в тупик, гоняя однотипные темы по кругу.

– Ты боишься смерти?

Я перевела взгляд на отражение в стеклянной поверхности шкафа картины «Девушка и Смерть». Не зря я тогда подумала, что Трикстер повесил ее специально для меня.

– Смерть всегда была около меня, с самого рождения. Элиза, отец, Кави в какой-то мере, Полли. – Он нахмурился: понял, что я оговорилась, и, возможно, уже в курсе, что я встретилась с Горцем и видела своего зомби-пса. – Смерть собаки – не такое уж событие, но для ранимой детской психики… – продолжала болтать я, ведя разговор явно не туда.

Он знал, что я попытаюсь выкрутиться, но великодушно заминал тему, хотя я видела тень недоумения на его лице. Я же знала: он был способен на большее – устроить обычный спектакль в духе «Гекаты», но медлил или, напротив, втирался в доверие.

– Еще и Жатва…

Трикстер показал зубы. Кажется, он что-то знал о нашем маленьком договоре с Седриком или делал вид, что в курсе его. Это было предсказуемо, каждый мог догадаться, что я не оставлю так просто вопрос о Жатве и брошусь на защиту «своего человечка». Я прикрыла глаза руками. Да, для Уоррена я была «Кави», демоном и ифритом, открывшим ему новый мир. Я заботилась о нем и оберегала, сама не зная почему. Никакого любовного чувства, несмотря на ревность Селены, или выгоды. Уоррен был мне другом и частичкой того мира, к которому я никогда не буду принадлежать: мира людей.

С Трикстером я закончила на двадцать минут раньше, потому что мне надоело тупое молчание. Не погоду же нам обсуждать у него в кабинете? «Ой, сегодня дождь. Это напоминает тебе о том, что ты убила свою мать?»

Каспий и Хейзер ждали меня у Зу, счастливые и беспечные, не посвященные ни в Жатву, ни в часть моих проблем. Я не хотела их загружать без надобности, а с Уорреном могла поделиться чем угодно. Он жадно вгрызался в любой инфоповод, находя действительно важные загвоздки. В отличие от Каспия, он не умел осуждать.

– Выглядишь не очень. – Инкуб наигранно-любезно отодвинул мне стул. На столе уже стоял капучино, где сиропа было больше, чем кофеина, и лежал малиновый пончик. – Не налегай на сладкое, скоро выпускной.

Я измученно посмотрела на него.

– Ив, мы поедем за платьем вместе или нет? – возмутилась Хейз, пока я пыталась запихнуть в себя пончик так, чтобы задохнуться и умереть. С досадой я вспомнила, что если мне и удастся так нелепо покончить с собой, то на выпускной пойдет мое мертвое тело.

– Вообще идея выпускного мне претит. Самаэль сказал, что с моей успеваемостью я могу не получить диплома.

– Да и зачем тебе он? – прокомментировал Каспий. – Работа на всю жизнь тебе обеспечена и без него.

– Ты мог сказать что-нибудь еще ужаснее?

– Ой, Ив, ангел смерти, как обычно, драматизирует, тем более что ты всегда можешь на него надавить, не зря ты королева этого бала. Кстати, – протянула Хейзер, наклоняясь к нам, а точнее, к Каспию, – Варрон… он так и не вернулся. Сколько уже прошло? Недели две?

– Ради всех богов и демонов, я же ем!

– Наверняка сидит дома и рыдает в подушку из-за подмоченной репутации. Ему же дали шанс отыграться…

– Самое ужасное – что матушка названивает Вестфилдам, а они не берут трубку. Думаешь, знают, что это сделал ты? – Хейзер отчего-то зашептала, постукивая пальцами по столешнице.

Каспий пожал плечами в своей манере. Ему все было побоку.

– Ну да, это же моя привычка – совращать всяких дрыщей.

– Значит, он не в твоем вкусе? А кто в твоем вкусе?..

– Быть твоей парой на выпускном!

– Я же ем! – Крошки так и полетели из моего рта.

– А ты гомофоб? – недоумевала Хейзер.

Я сделала большой глоток сладкого капучино, чтобы не отвечать, но Хейз продолжала сверлить меня взглядом. Я отвлеклась на пробковую доску. Сплошные объявления о пропаже домашних животных и людей. Я совсем забыла о них, сейчас было забавно вспоминать, с каким рвением я схватилась за этот инцидент, наивно полагая, что легко распутаю такое простое дело и выступлю спасителем и хранителем Мунсайда.

– Это наша одноклассница? – Хейзер тоже обратила внимание на объявления, выцепив среди кучи одно конкретное. – Я сидела с ней в прошлом году на физике. Сара, кажется. У нее еще был блог со стремными фотками.

Сара. Я не помнила ее фамилии – только ее канареечные наряды и как она активно порхала от компании к компании, навязывая свою дружбу. Она была первой, кто заговорил со мной в «Доктрине».

Внутри все заледенело.

– Блеск, – процедила я сквозь зубы. – Еще и она.

Каспий сочувственно потрепал меня по плечу, стараясь сделать это как можно ненавязчивее. Я думала одернуть его, но настроения не было. У него самого было такое лицо, будто готово в любой момент треснуть.