– При ож-живлении кровь выкачивается.

– И куда ты ее дел? – Прозвучало грубо. Седрик, кажется, даже немного оскорбился.

– Заклинания с кровью самые опасные, я бережно храню ее…

– Но…

– Но ее взяла Лено-о-ор.

Отлично. Дело стало еще запутаннее.

– Она часто так делает, но я не придавал значения.

– И много у тебя крови?

Седрик потупил взгляд. Кажется, много.

– Ты в курсе, что торговля кровью считается незаконной и за этим последует наказание?

Они называли это «обесточить»: лишить магических прав и сил, если это касается магической касты. Вампирам и оборотням было уготовано что-то другое: нечто смертельное.

Седрик кивнул, сам напоминая побитую собаку.

– Кровь – это п-память. Мертвецам н-нужна память.

– Собачья? – саркастично спросила я.

– Э-это сложный процесс.

Только я порадовалась, что у меня появился шанс разобраться во всех интригах, как теперь… зомби, которая, возможно, оставляет мне послания. Из всего Комитета она казалась мне самой безобидной. Эти мысли нужно было отложить на вечер: разложить все по полочкам, начертить схемы и провести красные нити, как это делали в детективах. Сейчас у меня была другая задача.

– Жатва, сколько ты хочешь? Что тебе надо?

Седрик сглотнул. Он знал ответ, но боялся его озвучить.

– Твое тело, – произнес он очень тихо.

– Что?! – переспросила я. – Тебя посадят: я несовершеннолетняя.

Ситуация была до абсурда комичная. Седрик густо покраснел, замотав головой.

– Твое мертвое тело. Когда будешь умирать, завещаешь его мне.

Внутри что-то оборвалось. Никто не хотел, чтобы ему лишний раз напоминали о смерти, но меня больше напугало, с какой уверенностью он это просил, будто что-то знал.

– Я-я не с-собираюсь тебя убивать. Просто, когда придет твое время, завещай его мне.

– Лавстейны не восстают из мертвых, ты не знаешь? В нашем роду ни одного призрака, ни одного зомби… Это прописано в договоре.

– Ты не б-будешь зомби.

Я вопросительно наклонила голову. Несуразный разговор.

– А кем я буду?

Седрик сделал глубокий вдох и выдохнул, надув щеки, будто весь вечер таскал тяжести. Я хотела его поторопить, но продолжала ждать, медленно закипая раздражением.

– Я использую его только как оболочку.

– Значит, кто-то будет разгуливать в моем теле после моей смерти?

Он кивнул.

Я даже отшатнулась, уперев руки в бока и глядя на запущенный газон нашего особняка.

– И я выбираю жертву Жатвы?

Седрик кивнул.

– А если отказываюсь?

– Я беру его мать. У вас схожая к-комплекция.

К горлу подкатил рвотный комок. Как тесно плела свои нити судьба. Стоило мне только поумиляться матери Уоррена, как я узнала, что она может умереть. Не выжидал ли Седрик именно этого момента?

– Ты блефуешь, – попыталась возразить я. – Ты не заберешь у мальчишки мать.

Седрик ухмыльнулся и пожал плечами, как бы говоря, мол, кто знает. Он не выглядел монстром, но у некромантов издавна не все в порядке с головой, потому что понятия конечности для них не существовало, не говоря уже о том, что они не верили и в загробную жизнь, а уж тем более в чей-то суд. Они осквернили самое святое, что было в человеческой жизни, – смерть. Был ли этот грустный мужчина, у чьих ног примостился мой любимый пес, действительно сородичем некромантов во всех смыслах?

На кону стояло слишком многое. Лучше не хитрить и не елозить. Более того, после смерти мое тело мне вряд ли понадобится. Да, похоронить меня не смогут. Да, Каспий, Хейзер, Вольфганг, Уоррен и Кави будут видеть мою оболочку. Но где гарантия, что некромант сам не помрет раньше меня? Я надеялась на это, хотя не верила в долгую жизнь, а Седрик был старше меня примерно вдвое.

– По рукам. Но мы узаконим это на бумаге, юридически и магически. – Я ткнула в него пальцем. – Если смерть будет насильственная, тело тебе не достанется, если же своим чередом, то ладно. Но жертву Жатвы выбираю я.

Седрик согласился.

Ладно. Это всего лишь вторая Жатва, впереди еще третья. Все зависело от победителя лотереи.

Мы скрепили с Седриком руки. Потом он незаметно вытер свою о брюки, надеясь, что я не обращу внимания. В этом жесте читалась брезгливость.

Мы разошлись, договорившись встретиться у юриста на следующей неделе. Мобильного телефона у Седрика не было, он дал мне свой адрес. На прощание сказал, что не может вернуть мне собаку, но будет не против, если я изредка буду с ней гулять. Предложение меня не заинтересовало. Пес больше не был моим Полли, как и я не была маленькой девочкой.

Что я имела в остатке? Спасенная жизнь матери Уоррена, о которой он не должен был узнать. Отданное тело некроманту – не самая большая потеря в моей жизни, но примириться с ней я вряд ли когда-нибудь смогла бы. Но главное – закон обратной лестницы и Ленор. Мы знали мотив и подозреваемых. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки, и у меня была хотя бы одна зацепка.

У двери стояла огромная коробка, подписанная моим именем. Я даже испугалась, думая, что спугнула удачу. Но там оказались мои вещи с мемориала. Я приняла их с не свойственным мне спокойствием, лишь единожды дрогнув, припоминая свою истерику.

Я разложила все прямо в коридоре, у лестницы, понимая, что деть мне их некуда. Детские воспоминания, связанные с каждой потрепанной игрушкой, безделушкой, платьицем или фотографией, оказались осквернены. Теперь я смотрела на них с неприязнью, думая, куда мне их спрятать. Наверное, на чердак.

Но кое-что меня действительно поразило, даже испугало. Я не приметила их в общей куче у мельницы. Три книжки из десятка других были перевязаны черной похоронной лентой: Библия, «Алиса в Стране чудес» и «Ивейн, или Рыцарь со львом».

Ивейн

– Что у тебя нового, Ивейн? – спросил Трикстер, покачивая ногой.

С каждой новой встречей он все больше и больше оттаивал, открывая свою истинную сущность. Я же сильнее замыкалась, тщетно пытаясь взять себя в руки и не сказать лишнего. Наивные вопросы превращались в истерику, к концу каждой беседы я чувствовала себя морально опустошенной и одновременно перегруженной. Мысли становились материальными, приобретали вес и давили на меня изнутри.