встревоженный этой мыслью, взялся за бинокль. Однако, присмотревшись получше, удостоверился, что это не лодка. Когда самолёт-парусник ещё ближе подплыл к судну, стало понятно, что это пароход — между двумя мачтами вырисовалась труба. Только пароход этот почему-то очень глубоко сидел в воде.

— Наверное, с ним случилось что-то неприятное, — говорил штурман, продолжая рассматривать пароход в бинокль.

— Там «ОВ» или «ОУ», не видно? — спросил пилот.

— А вот подойдём ближе и увидим.

Приближался вечер, ветер начал спадать и, будто назло, совсем утих, когда самолёт оказался приблизительно за полмили от парохода.

Теперь уже ясно видели, что пароход был полузатоплен. Никаких признаков жизни на нём не замечалось: из трубы не шёл дым, никто не ходил по верхней палубе, лежащей почти наравне с водой. Никакие флаги-сигналы не трепетали на мачтах.

— Наверное, его оставили, — сказал штурман, — а он всё не тонет.

— Ты думаешь, что он скоро может утонуть?

— Кто его знает. Мне кажется, с тех пор, как мы его видим, он не погружается больше.

— А если к нему подплыть на клиперботе и осмотреть внимательнее, это очень опасно?

— Осторожно всё можно. Давай я поеду туда.

— Смотри, чтобы не потянуло и тебя на дно вместе с ним.

— Если за то время, пока я доберусь до него, он не уйдёт глубже, бояться нечего. А если будет заметно погружаться, я просто приближаться не стану.

— Возьмите меня с собой, — обратился к штурману Марк.

— Давай. И правда, вдвоём мы быстрее управимся.

— Вот моряки, бросить нас хотят! — засмеялся Барыль, обращаясь к Ясе.

— Пусть плывут, — ответила девочка, — мы на вашей машине тоже не пропадём.

— О, молодец! — похвалил её Барыль и добавил: — Мы на этой машине ещё всех спасём.

Клипербот отправился в плаванье. Петимко и Марк торопились, чтобы вернуться назад до наступления темноты; солнце уже зависло над горизонтом очень низко, и времени у них осталось мало. Гребли они по очереди, хотя Марк ещё чувствовал боль в руке. Яся тем временем влезла на верх самолёта и махала им платочком.

— Это чудесная девочка, — сказал Марк штурману и вкратце рассказал ему историю Яси Найдёнки. Когда же он вспомнил о последнем разговоре со шпионом, Петимко даже перестал грести и захохотал от удовольствия.

— Вот так девочка! Почему же вы её дефективной считаете? Да она же умнее сотни обычных парней и девчонок!

До полузатопленного парохода оставалось метров полтораста, и следовало быть осторожными и внимательными. Корма почти целиком погрузилась в воду — где-то, должно быть, на полметра. Обходя пароход с кормы, Петимко несколько раз громко крикнул, чтобы проверить, не остался ли кто-нибудь на пароходе, но никакого ответа не получил.

— Шлюпки с левого борта не видно, — сказал штурман. — Значит, на той шлюпке команда покинула пароход. Как бы нам название прочесть…

Но этого сделать им не удалось, поскольку нос парохода едва выглядывал из-под воды, и под самым краем они разобрали при свете исчезающего за горизонтом солнца только латинское «S» — это была последняя буква названия парохода. Обойдя кругом пароход «S», как назвал его Петимко, оба моряка, старший и младший, взглянули друг на друга и выразили одну мысль:

— Подойдём к борту…

— Он не скоро утонет, — успокаивающе сказал штурман. — Я такие случаи знаю. Иногда пароход с трубой под водой исчезнет, а мачты ещё несколько дней вверх торчат. Когда-то я плавал на севере, в Карском море, мы обнаружили среди моря мачты под водой. Это была шхуна «Белуха», затонувшая две недели тому назад за сто миль дальше на юг от места нашей встречи. Наш пароход прошёл мимо тех мачт, и неизвестно, сколько ещё они держались на поверхности воды. Значит, где-то в цистернах остался воздух и не выходит, или трюм чем-то плавучим наполнен.

Наконец подплыли к борту парохода, точнее, клипер-бот заплыл на самый пароход и остановился возле трапа, который вёл с затопленной кормы на шлюпдек. Осторожно, стараясь не намочить ноги, Петимко поднялся на ступеньки трапа и привязал резиновую лодочку к поручню.

За ним влез Марк.

Из воды торчали только палубные надстройки, капитанский мостик, радиорубка, труба и мачты. По нижней палубе можно было пройти, но при этом пришлось бы намочить ноги почти до колен. По внешним признакам Петимко мог только определить, что это иностранный пароход. Располагая небольшим промежутком времени, помещения осмотреть они не могли. Штурман хотел только зажечь бортовые огни на капитанском мостике, чтобы предотвратить неожиданную аварию, которая могла бы случиться ночью, если бы здесь проходил какой-нибудь пароход. По этим огням с «Разведчика рыбы» также могли следить за этим «плавучим рифом», и если он до утра не погрузится целиком в воду, то им ещё можно будет воспользоваться. Петимко с Марком прошли по шлюп-деку, поднялись на капитанский мостик и заглянули в штурманскую рубку. На столе лежала английская карта с проложенным на Лузаны курсом. Над курсовой линией, начерченной мягким карандашом, стояла надпись: «2.20.7/VIII».

— Два часа двадцать минут седьмого августа, — сказал штурман. — Значит, авария случилась сегодня ночью…

Ни судового, ни вахтенного журналов не было. Должно быть, их забрал вахтенный или капитан, когда отплывали на шлюпке.

В целом же вид штурманской рубки свидетельствовал, что её оставили очень поспешно. Не задерживаясь, Петимко вылез из рубки и стал зажигать бортовые фонари. Оба были с исправными керосиновыми лампами, но почему-то у обоих лопнуло стекло. Зажигая фонари, Петимко вспомнил, что в окне штурманской рубки стекло тоже почему-то высажено.

Закончив с фонарями, они вернулись назад к клипер-боту.

Солнце уже спряталось за горизонтом, небо на западе пылало алым светом. Вдалеке виднелся «Разведчик рыбы». Посмотрев на самолёт, штурман поставил ногу на клипербот и ещё раз обвёл прощальным взглядом тонущий корабль. Его внимание привлекли несколько железных бочек, выставленных под стеной надстройки, которая была, по-видимому, кубриком. Вид бочек заинтересовал штурмана, и он попросил Марка подплыть туда. Он прочёл на одной бочке надпись, взволнованно ощупал её и нашёл с другой стороны краник, открывавшийся довольно легко. Из краника на руку потекла жидкость.

Поднеся руку к носу, он понюхал и крякнул с таким удовольствием, будто старый пьяница, который после длительного вынужденно трезвого режима отыскал водку.

— Чем пахнет? — спросил Марк.

Штурман поднёс к его носу ладонь. Парень понюхал, прищурился и сказал:

— Бензин! Хороший бензин!

Юнга, не раз исполнявший обязанности моториста на «Колумбе», разбирался в горючем. Он знал различные его виды, начиная от наихудшего лигроина и заканчивая авиационным бензином, который иногда где-то добывал Лёвка. Он сразу сообразил, какая это ценная находка.

— Как же нам его взять? — спросил Марк.

— Вот