Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце поднималось всё выше и начинало припекать. Парень и девочка стали чувствовать, как лучи нагревают их ничем не прикрытые головы. Приходилось всё чаще погружать голову в воду, чтобы легче переносить жару. Определив по солнцу стороны света, Марк предложил медленно плыть на север. Они плыли, потом отдыхали, потом снова продолжали плыть. Они знали, что их оставили где-то очень далеко в море, и им самим до берега не добраться, а единственным спасением может быть какой-нибудь пароход, который заметит их. Один раз им показалось, будто они видят вдали дым, но вскоре этот дым исчез. И они так и не знали, действительно ли шёл какой-то пароход, или просто поднимался туман или облачко над морем.
Сначала они бойко общались, но постепенно разговор почти прервался. Каждый чувствовал усталость, а главное — жажду. Неимоверно хотелось пить. Это была необычайная мука — видеть вокруг себя только воду и не иметь возможности утолить жажду. Яся не удержалась и попробовала глотнуть морской воды, но почувствовала, что ей стало ещё хуже. Прошло какое-то время, и Марк услышал, что девочка тяжело вздохнула. Борясь с сонливостью и желанием забыться, лежать неподвижно, парень всё же повернулся к ней, чтобы подбодрить свою маленькую спутницу. Он, улыбаясь, напомнил ей, как ловко она бросила Анчу в последнюю минуту въедливое объяснение, и попросил её рассказать, что это была за отрава. Не открывая глаз, она тихим голосом, иногда переходящим в шёпот, рассказала, что перед тем, как неожиданно сдох чёрный подсвинок, она несла в дом воду. Из любопытства глянула в окно и увидела, как Анч смешивал с табаком какой-то порошок, а потом набивал папиросы. Эти папиросы он положил в портсигар отдельно. Позже она заметила, как бумажку от этих порошков нюхал поросёнок. А когда поросёнок неожиданно сдох, она догадалась, что в этой бумажке отрава. Пробыв после этого с Людой в доме, вышла на минутку в чулан, увидела в нём портсигар и заменила в нём отравленные папиросы. Потом она подслушала разговор Анча с Ковальчуком, из которого узнала, что шпион собирался убить профессора Ананьева, и догадалась, для кого предназначались эти папиросы.
Яся замолчала, и снова воцарилась тишина. Они долго лежали неподвижно, думая каждый о своём. Но вот вместе одновременно подняли головы. Откуда-то донёсся звук, сразу же вливший в них свежие силы. Где-то близко тарахтел мотор. «Что это?» Они оглядывались во все стороны, но ничего не видели. Мотор тарахтел за пределами видимости, за их узким горизонтом.
— Самолёт или моторная лодка? — спросил Марк и сразу же сам себе ответил: — Самолёт.
Он догадался об этом по металлическому гулу — так может гудеть только самолёт в воздухе. Он пролетал где-то близко. Неужели лётчик не заметит их? Они подняли головы так высоко над водой, будто их только что бросили в море и они не чувствовали никакой усталости. Гудение самолёта усиливалось, он приближался к ним; им хотелось кричать изо всех сил, но это было бесполезно. Они ничем не могли подать знак, у них не было никакого способа обратить на себя внимание. Минуту спустя вдалеке увидели самолёт. Он шёл не так уж и высоко — они не могли себе представить, чтобы их не заметили. Казалось, вот сейчас он закружит над ними и опустится или даст знать, что заметил, и полетит вызывать сюда пароход. Однако самолёт больше не приближался, наоборот, начал отдаляться и быстро пропал из глаз.
Трудно себе представить, что чувствовали пловцы.
Надежда на спасение, вызвавшая такой бурный прилив энергии, исчезла так же быстро, как и появилась. Разочарование было таким огромным и таким болезненным, что они даже не сказали друг другу ни единого слова и снова, закрыв глаза, откинули головы на воду. Шум самолёта замирал, и, только напрягая слух, Марк едва ещё улавливал его. Но вот по воде до него докатилось что-то похожее на выстрел из пулемёта, и одновременно совсем замолчал самолёт.
Солнце свернуло с полудня. Сверху пекло, в воде схватывало судорогой ноги, от жажды распухали языки, от усталости омрачалось сознание. Над морем царила тишина, и даже ни единой птицы над ними не пролетало. Только какое-то белое лохматое облачко смилостивилось и на несколько минут прикрыло их от пылающего солнца.
20. ПОД ОГНЁМ ЗЕНИТНЫХ ПУЛЕМЁТОВ
— Флаг на ней есть?
— Не вижу.
— Это наша или чужая?
— Не знаю.
— Я не заметил ни одного человека на палубе.
— Я тоже.
— Снижаюсь и делаю над ней круг, рассматривай.
— Советую быть осторожным.
Этот разговор через переговорную трубку происходил на «Разведчике рыбы», летящем на высоте шестисот метров над морем.
Барыль и Петимко заметили внизу военное судно и сразу определили, что это была подводная лодка. Она всплыла на поверхность и стояла на одном месте, не подавая никаких признаков жизни. Металлическая палуба, освещённая солнцем, лежала перед глазами лётчиков неподвижно пустынной. Барыль, делая над лодкой круг, снизился почти на двести метров. В это время Петимко показалось, будто что-то вжикнуло мимо его лица, и сейчас же он увидел, как на борту самолёта одновременно появились две отметины, будто кто-то резанул его невидимым резцом. Несмотря на гулкий рокот мотора, Петимко услышал сильный удар в крыло и, взглянув туда, увидел несколько маленьких дырочек. Штурман хотя и был моряком-рыбаком, а не военным, тем не менее сразу догадался, в чём дело.
— Стреляют! — крикнул он в переговорную трубку.
Барыль понял это одновременно со штурманом, так как ему обожгло плечо, и он по звуку уловил неожиданное изменение в работе мотора. На палубе подводной лодки всё так же не было видно ни единого человека, но, по всей вероятности, зенитные пулемёты осыпали самолёт пулями. Стрельба