Чуть передохнув и сгоняв в душ, мы с Василием идем на второй круг. Получается еще более волнующе, потому что теперь мы не торопимся, смакуем каждое прикосновение, каждый поцелуй.

Спустившись с небес, на которые Василий меня вознес, я вожу пальцами по его груди. В животе у него тихонько урчит.

– Нагулял аппетит? – с улыбкой спрашиваю я. – Пойдем тогда на кухню, проведаем холодильник.

– Нет, я не могу тратить время на такую фигню, как еда, – бурчит он. – Забыла? Меня могут выгнать в любой момент.

Василий снова целует меня там и сям. Я немного повизгиваю, потому что щекотно. Потом накрываю его губы рукой.

– Я не выгоню, честно-честно. У меня, кстати, есть вареники. Сварить?

Он прижимает меня к себе.

– Ну давай. А потом продолжим, да?

– Обязательно.

Мы идем на кухню, я набираю в кастрюлю воду, ставлю ее на плиту. Из прихожей раздается тихая, незнакомая мне музыка. Василий как-то сразу хмурится.

– Кто-то с работы звонит, – поясняет он и тут же отправляется искать телефон, который выложил, когда снимал джинсы.

– Слушаю, – раздается через пару секунд из прихожей. – Что? Где горит? Антон, не психуй, говори нормально.

Я сразу понимаю, что у Василия опять чепе. Он болтает по телефону совсем недолго – с минуту, но в кухню возвращается расстроенным.

– Таня, прости, мне нужно срочно уехать.

– А что случилось?

– Горит один из коровников. Пожарных уже вызвали, но я хочу съездить посмотреть все сам. Я договорился с ребятами, минут через десять меня заберут. – На его лице появляется виноватое выражение. – Правда, ехать придется далеко, километров шестьдесят в сторону Белореченска. Быстро вернуться у меня не получится.

– Ничего страшного, – говорю я беспечным тоном, хотя почему-то чувствую себя расстроенной. – Езжай, раз надо. Давай я тебе только бутербродов в дорогу сделаю? Ты же голодный.

Он смотрит с признательностью.

Я быстро нарезаю колбасу, хлеб и огурцы. Руки дрожат, в голову лезут дурные мысли. Я волнуюсь из-за пожара: за животных, за людей и особенно за Василия. Он ведь болван еще тот, с него станется лезть в огонь.

Пока я хлопочу на кухне, Василий одевается, приводит себя в порядок. Мою одежду он тоже собирает, аккуратно складывает на стуле. Я бросаю на него короткие взгляды. Василий снова деловит и собран, и даже не верится, что всего пять минут назад он выглядел чокнутым мальчишкой.

Ему снова звонят, просят выходить во двор.

Я быстро запихиваю готовые бутерброды в контейнер, протягиваю Василию.

– Осторожней там, ладно?

– Само собой. – Он идет к двери, но на пороге чуть медлит, оборачивается. – А можно приехать к тебе вечером? Ты меня пустишь?

– Пущу.

***

После ухода Василия я, перекусываю, и сажусь за ноутбук. Пишу еще одну статью – про организацию детского праздника. Соня как-то устраивала для Паши с Машей вечеринку и потом рассказывала, как тяжело ей пришлось. Ее мама и свекровь переругались из-за торта и полгода не разговаривали. Муж же потянул спину, пытаясь показать какой-то акробатический этюд, а дети случайно подожгли аниматора.

Я так примерно и описываю свою вечеринку, только имена меняю. Но статья все равно идет со скрипом. Мысли о пожаре мешают сосредоточиться. Мне хочется узнать, что там и как с этим коровником, но чутье подсказывает, что Василию сейчас не до разговоров.

Покончив со статьей, я готовлю простой ужин, смотрю кино.

Около десяти нервы у меня сдают, и я все-таки пытаюсь дозвониться до Василия. Трубку он не снимает. В голове сразу проносится череда страшных картинок.

Немного подумав, набираю Миле, спрашиваю, как там Гена, не слышал ли чего о Кузнецове. Мила говорит, что Гена сейчас на дежурстве, но злосчастный коровник потушили еще час назад. Я прощаюсь с подругой и немного успокаиваюсь. Снова жду. Почти до полуночи прислушиваюсь к звукам с улицы, бегаю к окну, вглядываюсь в каждую машину, заезжающую во двор.

Потом мне надоедает. Решив, что Василий обо мне просто забыл, я ложусь спать. И в этот момент слышу, как в дверь кто-то скребется.

Скреб-скреб. Тихо так, едва различимо. Даже и не поймешь, не мерещится ли мне этот звук. Хотя нет, точно не мерещится. Я прокрадываюсь в прихожую и заглядываю в глазок. Сердце радостно екает: Василий!

Когда я открываю, он беззвучно проскальзывает в квартиру, бросает на пол какую-то сумку. Вид у него замученный, волосы взъерошены. Я поддаюсь странному порыву и тянусь к нему, чтобы обнять. Он выставляет вперед руки, как бы отгораживаясь.

– Осторожно! Я тебя испачкаю.

Я замечаю, что его футболка и джинсы в черных пятнах. А еще от него сильно пахнет дымом. Василий окидывает взглядом мою пижаму, и вид у него становится виноватый.

– Прости, что я так поздно.

– Да я только недавно легла.

Он качает головой.

– Я не думал, что так долго получится. Старался быстрей. Даже к себе не поехал, ребята сюда подвезли чистую одежду. Можно мне в душ?

– Конечно.

Он достает из сумки полотенце и проходит в ванную. Я топаю за ним. Василий стягивает футболку и смотрит на меня.

– Ты что, так и будешь тут стоять?

– Да. – Я облокачиваюсь о стену. – А что?

– Ты меня смущаешь.

– А может, я тебе не доверяю, – ехидничаю я. – Может, боюсь, что ты мыло у меня сопрешь. Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты воровал туалетную бумагу в ресторане.

Он ухмыляется. Раздевшись, забирается в ванну, задергивает шторку.

Я беспардонно отгибаю ее со стороны полочки.

– Как дела у коровника?

– Не очень, – честно признает он. – Но, главное, люди не пострадали, а остальное уладим.

Он включает душ и встает под струи воды. Я украдкой любуюсь, как эти струи красиво сбегают по его мускулистой спине.

Василий с полминуты просто отмокает, разгоняет воду по плечам, потом оборачивается.

– Господи, ты все еще здесь? Какая плохая девочка! Тебе разве мама не говорила, что подсматривать нехорошо?

– Я не подсматриваю, – парирую я. – Я мочалки караулю. Не хватало еще не досчитаться потом самой любимой.

– Хочешь – залезай ко мне, – предлагает он. – Будет тесно, но весело.

– Ты и один тут с трудом помещаешься.

– Согласен. Но у тебя, кстати, и больше ванна влезет. Давай куплю?

– Даже не думай! – восклицаю я. – Я тебе еще прошлый ремонт не простила.