— Что именно им известно?

— Джереми знает, где и как умер Ричард. Я не знаю точно, что именно из их разговора удалось услышать Анне и насколько она поняла все это. Но она слышала, как офицер говорил Джереми о развращенности Ричарда и… Он сказал, что в его развращенности капитан Стюарт во многом винит тебя. Что он считает… — Она прикусила губу.

— Я должна знать.

— Капитан Стюарт сказал ему, что ты самая безнравственная женщина, какую он только встречал. — Мэгги встала. — Нина, они могут говорить подобные вещи из-за своей глупости, невежества или страха. Ты не пожелала отречься от своего мужа. Ты поступила смело и благородно, ты одна из самых храбрых женщин, которых я знаю, но все это выше понимания для таких людей, как Стюарт.

Нина покачала головой.

— Значит, Анна меня ненавидит…

Мэгги вздохнула:

— Она должна была найти виноватого. Как-то я разговаривала с ней по телефону — она держалась очень холодно и говорила сбивчиво. С тех пор она больше не желала говорить со мной, но Фрэнк раза три-четыре разговаривал по телефону с Джереми. Джереми было очень трудно решить, что говорить, а что нет и в какой мере защищать тебя. Естественно, в первую очередь он беспокоился об Анне и старался насколько возможно уберечь ее от жестокой правды. Мы знали, что с Кириллом все хорошо, поэтому подумали, что лучше оставить все как есть и подождать, пока ты выздоровеешь. Да мы и не могли ничего поделать: врач в Челтнеме написал Анне, что ты не способна заботиться о своем ребенке и она должна взять его на свое попечение.

— Все мои действия должны служить одной цели — чтобы Кириллу было хорошо. Сейчас о нем хорошо заботятся — это главное. Теперь мне нужно позаботиться о том, чтобы выйти отсюда, полностью выздороветь. А потом я постараюсь убедить врачей выступить на моей стороне в суде, чтобы мне вернули Кирилла.

С минуту Мэгги молчала, а потом тихо сказала:

— Неделю назад мы получили письмо от Джереми. Нина, дорогая, мне так жаль — в нем было сказано, что они готовятся отплыть из Англии…

Нину будто бы со всей мочи ударили в грудь. Мэгги зачастила:

— Джереми писал, они поженились в прошлом месяце, и он убедил Анну, что им необходимо уехать; он предполагал, что они уже не вернутся в Англию. Он сказал, что Анна будет в отчаянии, если вся правда когда-нибудь всплывет в суде. Он хочет спасти ее от скандала и злословия. Ее и Кирилла. Нина, прости меня, мы совсем не ожидали ничего подобного!

— Вы не виноваты. — Нина прижалась лбом к прохладному мрамору каминной полки. — Куда они отправились? — У Нины было такое чувство, будто она сама плывет на корабле, одна, брошенная на произвол судьбы посреди бескрайнего океана.

— Об этом в письме не говорилось. Но Джереми сообщил, что они отплывают утром в четверг. Письмо было послано из Плимута, и Фрэнк немедленно навел справки: в четверг из Плимута отплывали два гражданских судна. — Ее голос прервался. — Миленькая, все это так далеко! Один корабль уходил в Кейптаун, другой, «Марафон», отплыл в Сидней, в Австралию…

Все в ее жизни вело к этому. Все, что бы она ни делала когда-либо — смеялась с Катей в оранжерее, уронила браслет под стол, зарывала в землю две пуговицы из слоновой кости, видела ангела, танцевала на пирсе, наблюдала за цеппелином, — каждое незначительное событие было прелюдией к этому мгновению.

Открылось ли это Дарье во время гадания? Было ли все это разложено в картах на кухонном столе?

Только у нее одной не было в жизни цели. Мама скрепляла собой семью, Дарья заботилась о маме, Катя растила своих детей. Мисс Бренчли, госпожа Кульман, Лейла, доктор Виленский, отец, Ричард, Гарри, Мэгги — у всех у них была какая-то цель, их жизнь имела смысл. Целью Нины было бежать из России, о дальнейшем она так и не подумала. Она была точно обломок кораблекрушения, носимый по воле волн.

В углу гостиной несколько пациентов без энтузиазма развешивали пыльные рождественские украшения. На корабле тоже будут украшения, и Кирилл, сидя на руках у Анны, со смехом потянется к ним пухлыми ручонками. В электрическом свете его волосы будут отливать золотом. А потом они прибудут в сиднейскую гавань, прекраснейшую гавань в мире — Нина была уверена, что Анна отправилась именно в Австралию.

Было невыносимо душно, камин дымил сырыми сосновыми шишками. Накинув красно-зеленую шаль, Нина прошла через холл и вышла на улицу. Облака рассеялись, и светила полная луна. Нина знала, что сегодня полнолуние: медсестры наблюдали небо, точно астрономы или моряки. «Сегодня будет тяжко — полнолуние», — предупреждали они друг друга в коридорах.

Нине стало жарко; она сняла шаль. Машинально она направилась по лужайке к огороду. Туфли хрустели по искрящемуся снегу; они промокнут, и перед сном нужно будет напихать в них скомканной газеты. Калитка была приоткрыта, и Нина вошла в огород. Там, где раньше стояли высокие заросли гороха и фасоли, теперь было пусто и голо, только снег блестел на длинных грядах. У нее начинало ломить виски.

Обратная дорога оказалась дольше, и к тому времени как она добралась до здания, голова уже просто раскалывалась от боли. Когда она взобралась на первую лестничную площадку, ей пришлось вцепиться в перила.

— Что с вами, голубушка? Да у вас подол весь мокрый… и туфли! Вы что, прямо вот так выходили на улицу? Эх, по мне, тех, у кого совсем голова не варит, надо держать под замком. — Медсестра приложила ладонь к Нининому лбу. — Да у вас жар! Идемте скорей. — Нина почувствовала, как ее обхватили за талию. — Пока вы совсем не слегли.

_____

Мокрые, растрепанные волосы лезли в глаза, но Нина не замечала этого — ведь она проделала долгий путь, вернулась с другого конца света. «Смотри, Кирилл!» Целуя сына в пухлую щечку, она подняла его на руках, чтобы он мог увидеть берег. Но малыш показывал пальчиком в небо и смеялся. Капитан окликнул ее:

— Вас, конечно, кто-то будет встречать?

— Да, нас ждут.

Нина всмотрелась в берег — вон она, пальма у самой воды. А под ней стоит женщина с длинными рыжими волосами — Руби. Руби подняла руку и помахала, и на душе у Нины тотчас стало спокойно и легко. Это было долгое путешествие, длиной в целую жизнь, но теперь оно закончилось.

Судьбу одного человека куют ангелы крохотными серебряными молоточками; судьбу другого кует дьявол обухом топора.

Пословица

Брисбен, август 1933

— Змеиная кожа! Из «Фой и Гибсон». И еще туфли к ней, только сегодня я не стала их надевать. — Мэй Тримбл погладила свою новую сумочку, а потом вдруг вскинула пухлую ручку к губам. — Ой, простите, миссис Грегори, случайно вырвалось!

Можно было не сомневаться, что Мэй будет потчевать этим анекдотом дам на следующем собрании местного отделения Женской гильдии. В ушах у Анны уже звучали ее слова: «Мне самой не верится, что я могла ляпнуть такое миссис Грегори — этой душке, настоящей леди…»