Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брат Пьетро отвернулся от Луки и Фрейзе.
– Мне приказать их увести?
– Пусть остаются. Мне стыдно. Это мое наказание. Они сочтут меня дураком, старым дураком.
– Тогда говорите, что вы заказали.
– Любовный напиток, – признался брат Пьетро очень тихо.
– Любовный напиток? – изумленно переспросил судья.
– Да.
– Человек с вашим положением? Принявший обет? Отправившийся с поручением Его Святейшества? Советник расследователя, отправленного самим папой римским?
– Да. Я впал в грех и начал совершать глупости. Вот почему мне так стыдно. Вот почему этот дурень пытается скрыть свое поручение. Чтобы избавить меня от этого стыда.
– Зачем вам понадобился любовный напиток?
Брат Пьетро так низко опустил голову, что уперся подбородком себе в грудь. Выбритая тонзура блестела в свете свечей. Он был совершенно подавлен.
– Меня сильно влекло к леди Каринте, – тихо сказал он, – но у меня нет… – он замолчал, с трудом подбирая слова. – Нет… мужских способностей. Нет… жизненной силы.
Все три судьи вытянули шеи, а писцы застыли, не прикасаясь перьями к бумаге.
– Я подумал, что Драго Накари сможет изготовить мне зелье, чтобы ее невольно потянуло ко мне. А если бы она была склонна проявить ко мне доброту… она такая пылкая дама… мне бы не хотелось ее разочаровать. – Он быстро посмотрел на сидящих за столом мужчин. – Можете спросить у нее, влекло ли меня к ней, был ли я ослеплен ею. Она это знала. Ей хорошо известно, что она может сделать с мужчиной. Я боялся, что не смогу отвечать.
Двое из судей кивнули, словно сами были знакомы с пылкостью леди Каринты и понимали опасения брата Пьетро.
– У меня мало опыта с женщинами, – признался брат Пьетро шепотом, снова глядя в пол. – Почти никакого. Но мне показалось, что она предпочла бы мужчину, который… который… Я боялся, что, если она благосклонно на меня взглянет, я окажусь недостойным ее.
Один из судей откашлялся.
– Можно понять, – коротко бросил он.
– Это было глупо, – признал брат Пьетро. – Грешно и глупо. Но Господь спас меня от наихудшего, ибо глупый слуга, которого я отправил за любовным напитком, попался, пока выполнял мое греховное поручение. И к тому же леди Каринта настроилась против нас. Она больше никогда на меня не взглянет.
– Но вы знали, что они – фальшивомонетчики? – не успокоился один из судей.
Брат Пьетро быстро опустился на одно колено и уперся лбом в стол.
– Это самое страшное. Вот почему я отправил Фрейзе именно в тот момент. Я знал, что они изготавливали фальшивые монеты и что стоит вам найти менялу Израила, вы найдете и их. Я хотел получить мой любовный напиток до того, как их арестуют. Вот почему я приказал Фрейзе отправляться к ним немедленно, хоть и знал, что для него будет опасно, если его застанут у них. Я подверг его риску из-за собственной… похоти.
Судья повернулся к Фрейзе:
– Ты именно ради этого там оказался?
Фрейзе шумно сглотнул:
– Да, все так, как говорит мой господин.
– Почему ты сразу нам не сказал?
– Верен, – ответил Фрейзе. – Бесконечно верен. Порой во вред самому себе.
Трое судей наклонили головы друг к другу и быстро переговорили между собой.
– Отпустите его, – объявил главный судья. – Обвинений нет.
Он поднялся на ноги.
– Если мы поймаем Драго Накари и его сообщницу, ту молодую женщину, то им предъявят обвинение в фальшивомонетничестве, а вы должны будете свидетельствовать против них, – вынес он решение.
– Мы так и сделаем, – пообещал брат Пьетро.
– Тем временем нам предстоит серьезная работа. Нам придется передать банкам резервы золота. Все продают золотые нобли, и все желают получить вместо них чистое золото в слитках. Цена ноблей падает до грошовой. Наши граждане и наши торговцы понесут огромные потери в первый же час работы. А Оттоманская империя вообще отказалась принимать английские монеты, не только поддельные, но и настоящие. Нам предстоит исправлять то, что наделали эти преступники-фальшивомонетчики. Это выльется нам в огромные деньги.
– Я очень сожалею, что мы не поймали их раньше, – сказал Лука. – Это было нашим намерением, нашей целью.
Члены Совета кивнули.
– Значит, ты позорно провалил ваше задание, – ледяным тоном заявил он. – Можешь сообщить магистру вашего Ордена, что ты неумеха и представляешь опасность для самого себя и окружающих. А ты, – повернулся он к брату Пьетро, – нарушил свои обеты. Ты, конечно, признаешься в этом на исповеди и понесешь суровую епитимью. Ты явно стыдишься, и тебе есть чего стыдиться. Мы очень недовольны вами тремя, но обвинять вас пока не станем. Похоже, вы не преступники, а глупцы. Вы – неумелые идиоты, но без злых намерений.
– Спасибо, – пробурчал Лука.
Брат Пьетро от стыда лишился дара речи.
– Идите, – распорядился главный судья.
Лука, брат Пьетро и Фрейзе, окруженные презрительным молчанием, поклонились и друг за другом вышли из комнаты.
* * *
Не говоря ни слова, они прошли от дверей дворца по широкому причалу и забрались в раскачивающуюся гондолу. Фрейзе стиснул руку Луки, помогавшего ему зайти в лодку, однако разговаривать они не стали.
Брат Пьетро надвинул капюшон на голову и сел на самом носу гондолы, ссутулившись и повернувшись спиной к своим спутникам. Они быстро проплыли по каналу, завернули в ворота своего палаццо – и Джузеппе подвел гондолу к причалу.
Стражника у ворот уже не оказалось, и у двери на улицу солдата тоже не было. Лука крикнул девушкам:
– Изольда! Ишрак! Мы вернулись!
Их шаги быстро простучали наверху, а потом – вниз по лестнице. Мужчины прошли в столовую.
Войдя, обе девушки обвели взглядом трех молчаливых мужчин, задержавшись на разбитом лице Фрейзе и мрачном брате Пьетро. Изольда плотно закрыла дверь.
– Что случилось? – испуганно спросила она.
Лука покачал головой.
– Даю слово: не знаю, – ответил он и неуверенно взглянул на брата Пьетро. – Наверное, нам стоит никогда об этом не говорить, – добавил он осторожно.
Брат Пьетро повернулся к нему, давая волю ярости.
– Дурак! – взорвался он. – Называешь себя расследователем? И не смог заметить ложь, которая была вдвое шире этого проклятого канала и такая же глубокая?
Изольда отшатнулась, потрясенная вспышкой брата Пьетро, а вот Фрейзе вышел вперед и поклонился, прижав руку к сердцу.
– Благодарю тебя, – сказал он. – Совершенно не ожидал, что ты такое скажешь. Я только и мог, что пучить глаза, словно последний болван.