богом? Если они меньше нас, значит, он не такой сильный. Почему тогда они считают этого бога таким великим?

— Этого она не сказала. — Отец усмехнулся и сжал рукой затылок Магни. — Ты задаешь много вопросов, на которые нет ответов. Идем. Нам не нужно понимать христиан, чтобы называть их нашими друзьями. Давай оставим их стоять на коленях и посмотрим, как справляются Бренна и Сольвейг.

— oOo~

Сольвейг и ее мать находились в загоне, примыкающем к конюшне, среди небольшой группы всадников и конюхов, которые, казалось, не были так уж обязаны богу этого мира и трудились в этот день, как в любой другой.

Они работали с лошадьми Меркурии, готовя их к морскому путешествию. Меркурия никогда не участвовала в сражениях за пределами Англии, и их лошади не знали, как держаться на борту корабля.

У Меркурии был только один корабль для морского путешествия, и этот корабль Леофрик когда-то построил специально для того, чтобы отвезти свою королеву на север, навестить друзей. Это не был военный корабль, и он был вооружен только для самообороны. Вали и Хокон в то утро отправились с Леофриком и Дунстаном в большой портовый город на юге, чтобы проверить, как продвигается судостроение. Им понадобилось бы по меньшей мере четыре корабля, чтобы перевезти воинов, оружие и коней. Тем временем Бренна и ее дочь помогали всадникам тренировать английских коней, чтобы те могли противостоять морю и быть сильными, когда их ноги снова коснутся суши.

Сольвейг и ее мать разделяли сильную привязанность к животным. Магни несколько раз слышал, как Бренна говорила, что предпочитает животных людям. Сольвейг не произносила тех же слов в его присутствии, но он думал, что она чувствовала то же самое. Животные были незамысловаты и никогда не предавали. Когда они были преданы, они оставались такими навсегда и ничего не просили взамен, кроме доброты. Они не осуждали.

Магни подошел к забору и стал смотреть, как работает его женщина. За те несколько месяцев, что они провели в Меркурии, Сольвейг полностью и по-настоящему стала его женщиной, оставив позади оковы своей неуверенности. Магни думал, что здесь ей было легче, потому что мало кто знал легенду о ее родителях, и она могла быть просто Сольвейг, женщиной с Севера.

Он понял это сразу, с момента, как она вошла в комнату замка, одетая как принцесса, в сверкающее платье и со сверкающими волосами. Здесь она не была дочерью Ока Бога. Здесь она могла быть женщиной, которой хотела быть.

Вот почему он хотел жениться на ней здесь. Он увидел ее в том первом платье в ту ночь, когда они приехали, и понял. В Меркурии она была свободна.

Вскоре Сольвейг тоже почувствовала это, хотя Магни сомневался, что она полностью осознала перемену — она все еще верила, что не будет полноценной, пока не достигнет величия. Тем не менее, она была счастлива в эти месяцы, и они стали так близки, как только могут быть близки муж и жена. Она хотела выйти замуж дома, и он понимал это, поэтому не настаивал. Ему было достаточно того, что у него было. Они были по-настоящему связаны, и он мог подождать с ритуалами.

Здесь, в загоне, одетая в кожу, грязная до колен, с коричневыми разводами на лице и в волосах, заплетенных в косы, Сольвейг была великолепна.

Люди Норшира соорудили качающуюся платформу, имитирующую движение моря. Лошади — по крайней мере, этот, крупный, мускулистый вороной, очень похожий на северных лошадей, — ненавидели эту платформы. Конь хныкал и скулил, когда его загоняли на неустойчивую базу. Один из мужчин поднял руку с хлыстом, но Бренна схватила его за локоть и сказала что-то резкое, покачав головой и одарив его таким взглядом, который заставил бы содрогнуться любого. Даже этот мужчина, не знавший легенды о ее странном глазу, был напуган. Он сунул хлыст в сапог и отступил назад. Другие мужчины и мальчики осторожно постарались завести коня на платформу.

Сольвейг держала вороного за поводок, поглаживая его по носу, пытаясь успокоить. Когда они поставили все четыре его огромных копыта на платформу, он заплясал, заржал и дернул поводок. Сольвейг стояла твердо, едва ли сопротивляясь его сильному натиску, позволяя ему двигаться, чтобы он не запаниковал еще больше, но не настолько свободно, чтобы кто-то из них пострадал.

Наконец, конь понял, что если останется неподвижен, платформа — тоже, и успокоился. Почувствовав себя в большей безопасности, он опустил голову, уткнувшись носом в грудь Сольвейг. Она наклонилась к нему, как будто они были друзьями. Конь тяжело вздохнул, выпуская воздух сквозь губы и демонстрируя этим свою непринужденность, и тут Бренна ступила на платформу, заставив ее балансировать.

Черный конь вскинул голову, чуть не сбив Сольвейг с ног, и дико огляделся по сторонам, пытаясь понять, почему земля двигается, ведь его копыта стоят на твердом.

Сольвейг стояла на месте, спокойно, концентрируя внимание лошади, в то время как Бренна двигалась по платформе, меняя равновесие до тех пор, пока конь не понял, что происходит, и не нашел свою точку опоры.

Магни зачарованно наблюдал. Именно в такие моменты, когда Сольвейг не была сосредоточена на себе и не осознавала, что ее видят, ее великолепие расцветало. Здесь, на Меркурии, эта женщина распустилась, подобно цветку. Он надеялся, что она заберет этот цветок с собой, когда они вернутся домой, и что он не завянет и не умрет.

— В твоих глазах отражается сердце, — сказал отец Магни, облокотившись на изгородь рядом с ним. — Никто не мог бы, глядя на тебя, усомниться в твоей любви к ней. Ты сделал правильный выбор, сын мой, и она тоже. Она подобна этому черному зверю, и ты для нее такой же, как она для него — она дикий дух, а ты прочная опора, помогающая ей устоять на ногах во время штормов.

Не желая отрывать глаз от Сольвейг, Магни просто кивнул.

— оОо~

Сольвейг рассмеялась и наклонилась вперед, ударив пятками в бока лошади, и черный скакун вырвался вперед, в галоп, как будто всю их поездку ждал именно этого момента. Огромные комья грязной земли взлетели вслед за ними.

— Ты не знаешь, куда надо ехать! — крикнул Магни вслед.

После нескольких недель дождей и промозглой скуки солнце пробилось сквозь тучи и намекнуло на приближающееся лето. Ночь все еще была намного длиннее дня; пройдут недели, прежде чем они смогут объявить о смене времени года и завершить все приготовления к войне, но этот день напоминал о том, каким бывает лето.

Под голубым