(с нуля!), но когда я съедаю что-то, за что мне придётся расплачиваться, боль начинается быстро. Поначалу я говорила себе, что потом будет лишь немножко тяжело, и это стоит лёгкого дискомфорта, чтобы быть вежливой и съесть то, что мне предложили в гостях.

А потом я почувствовала остроту.

И всё становилось лишь острее, и тогда я поняла, что мне пи**ец. Еда с высоким содержанием клетчатки — это заклятый враг моего желудка, но острое — это его погибель. Я решила, что съем одно тако. Только одно. Потому что Беннет ослепительно улыбался и так радовался, что я улыбаюсь и наслаждаюсь едой (читайте: пытаюсь не умереть от жжения).

Когда он предложил мне второе тако, я сказала ему, что первое было столь сытным, что в меня никак не полезет, но я с радостью возьму остатки еды. Так что вот она я, сижу в машине Акселя и держу завёрнутую в пакетик тарелку убийц желудка.

И теперь я умру.

Я умру от желудочной агонии, одна в туалете, и этого хватает, чтобы довести меня до слёз.

— Руни? — спрашивает Аксель с водительского сиденья.

Я выдавливаю улыбку.

— Да?

— Что не так?

Моя улыбка меркнет.

— Нич…

— Пожалуйста, не говори «ничего», — он смотрит на дорогу, переключая передачи, но его слова говорят, что он видит меня насквозь. — Ты держишься за живот. Болит, да?

— Я в пор…

— Этого тоже не говори, — произносит он. — Просто будь со мной прямолинейна, Ру.

Моё прозвище, слетевшее с его языка, плавит ту часть меня, что всё это время оставалась упорно крепкой. Он назвал меня Ру. И теперь я ещё сильнее эмоционально расклеилась.

Я смотрю, как сжимаются челюсти Акселя, пока он снова переключает передачи и обгоняет машину, тащившуюся перед нами. Наша скорость мгновенно повышается на 25 км/ч, и когда спазмы усиливаются, я очень благодарна, что Аксель устал от моей ерунды в духе «я в порядке», потому что я внезапно тоже от неё устаю. Я рада, что он знает, как мне больно, и гонит как безумный демон.

— Поговори со мной, — произносит он, на мгновение покосившись в мою сторону.

— Я чувствую себя не очень хорошо, — признаюсь я. А потом подавляю желание заскулить, когда боль усиливается.

Теперь мы едем ещё быстрее, джип несётся по дороге.

— Насколько плохо? — тихо спрашивает он. — Тебе нужно в больницу?

— Нет. Просто домой.

Домой. Не ко мне домой. Или к нам домой. К нему домой. И всё же, закрыв глаза и прижавшись лбом к холодному стеклу, я представляю тот маленький домик в лесу, и он стал ощущаться более родным, чем всё жильё за последнее время. Место, где я в безопасности. Место, где я была собой. Место, где меня принимали, обо мне заботились и… любили.

Нет, я не говорю, что думаю, будто Аксель любит меня. Но он показал мне любовь. В тихой, заботливой манере. Давая мне дом и комфорт на протяжении последних недель. Дом, в котором я сейчас умру.

Аксель плавно сворачивает с главной дороги, проносится по дорожке к дому и мгновение спустя паркует машину.

— Могу я что-нибудь сделать? — спрашивает он, отпирая дверь в дом.

— Проверь котёнка, а потом иди погуляй, — говорю я ему, спеша внутрь.

А потом реально чуть не умираю.

* * *

Моё столкновение со смертью было не таким уж близким, но боль явно нешуточная. Наконец-то перестав мучиться с животом, я принимаю горячий душ и позволяю себе хорошенько поплакать.

Чувствуя себя менее страдальчески, я надеваю пижамные штаны и термокофту с длинными рукавами. Я прижимаю к животу грелку, сворачиваюсь в позе эмбриона на кровати Акселя и решаю, что у меня есть 60 секунд, чтобы закончить жалеть себя. А потом я начну дышать глубоко, открою заметки и составлю список дел. Потому что списки дел вращают этот мир.

Минута проходит, я беру телефон и открываю новую заметку.

1. Никогда больше не есть бобы.

2. Никогда-НИКОГДА не есть острое.

3. Записаться к психологу, чтобы поговорить обо всём, особенно о профессиональном будущем, детском дерьме и родителях (Буэ).

4. До назначенного визита к психологу уделить время размышлениям о том, что делает меня наиболее счастливой и наиболее здоровой (Дважды буэ).

— На этом хватит, — говорю я себе, отбрасывая телефон в сторону и стараясь продышаться сквозь нервозность, стискивающую мои рёбра. Я не задумывалась о будущем с тех пор, как приехала сюда. Более того, я намеренно его игнорировала. Но сегодняшний день — одно из тех напоминаний, что пусть моё тело и является крутым и стойким чудом, оно также хронически больно и уязвимо. И это имеет последствия… для всего, включая образование, которое я получаю, работу, которую я выполняю, и количество стресса, вытекающее из этого всего.

Часть меня гадает, может, я просто училась на юрфаке неправильно, делала неправильно всё, что ориентировано на достижения. Слишком жёстко, слишком напряжённо. Может, я могу вернуться и просто быть… более здоровой. Но другая часть меня гадает, может, я просто обреку себя на срыв, если вернусь к той упрямой, достигаторской части меня, которая изначально довела себя до такого запущения.

Да, вот тут мне определённо поможет разобраться психолог.

Мой телефон вибрирует, выдёргивая меня из мыслей, и когда я смотрю на экран, моё сердце пропускает удар. Сообщение от Акселя.

«Лоток Скугги помыт, и пусть она наслаждалась моими шнурками больше, чем ужином, ужин тоже был подан. Мы с Гарри гуляем под луной, но он беспокоится за тебя. Будем благодарны за новости».

Там прикреплено фото Гарри в свете звёзд, с палкой в пасти и склонённой набок головой. На мои глаза наворачиваются слёзы, и я даже не могу винить в этом гормоны. У меня нет ПМС — с этим развлечением я справилась во вторую неделю проживания здесь.

Нет, правда в том, что я испытываю сильные эмоции к этому очаровательному псу. И к пушистому котёнку. И к этому уютному дому. И к мужчину, который является сердцем всего этого.

Проклятье. Кажется, у меня зародились чувства к моему мужу.

Буквально прошлой ночью, когда мы пожали руки, скрепляя наши планы на одну ночь, я клялась себе, что буду держать чувства в узде. И это лишь доказывает то, как хорошо я вру себе, как упрямо я живу в отрицании того, что моё тело и сердце уже знают — что Аксель значит для меня намного больше, чем должен был.

Супер. Теперь моё сердце болит так же сильно, как и желудок. Вздохнув, я печатаю: «Передай Гарри, пожалуйста, что мне немножко лучше, и я