– Макс, мне очень жаль, – с упавшим сердцем сказала я.

– Мне тоже, – с горечью проговорила она. – Но особенно досадно, что я в свое время позволила ему сделать мои фото. Личного, скажем так, характера. Потому что когда мы с ним расстались, он отправил их моим родителям. – Макс позволяла себе слезы только в ду́ше. В этом мы с ней были похожи. Но сейчас ее голос предательски дрогнул. – Как думаешь, понравилось им это? Учитывая, что мне теперь даже с мальчиками встречаться запретили.

Масштабы семейного скандала страшно было даже представить.

– Чем тебе помочь? – спросила я.

– Верни мне мою прежнюю жизнь, – сказала Макс и на минуту затихла. – А знаешь, что самое страшное? Я даже обижаться на тебя не могу, потому что в тебя стреляли. – Ее голос вдруг стал гораздо тише и мягче. – А еще я тебе нужна.

Слышать это было больно, потому что она сказала чистую правду. Она нужна мне. Я всю дорогу нуждалась в ней куда сильнее, чем она во мне, потому что она для меня была единственной подругой, а я для нее – одной из многих.

– Мне очень жаль, Макс.

Она снисходительно усмехнулась в трубку.

– Ладно, договорились: когда на тебя совершат еще одно покушение, купишь мне какой-нибудь крутой подарок в награду за мои страдания. Австралия подойдет.

– Тебе купить путевку в Австралию? – уточнила я, подумывая о том, что это вполне себе выполнимая просьба.

– Нет уж, – дерзко парировала она. – Мне нужна сама Австралия. Тебе это по карману, так что нечего тут.

Я хохотнула.

– Вряд ли она продается.

– Тогда тебе остается только одно: больше не лезть под пули.

– Буду осторожна, – пообещала я. – Кем бы ни был стрелок, второго шанса я ему не дам.

– Ну вот и славно, – сказала Макс и, немного помолчав, добавила: – Эйв, мне пора. Не знаю, когда в следующий раз смогу одолжить у кого-нибудь телефон. Или выйти в Интернет. И все такое.

Это моя вина. Я постаралась убедить себя, что это вовсе не последний наш разговор, что мы не прощаемся.

– Люблю тебя, Макс.

– И я тебя, тучка.

Разговор завершился, а я еще немного посидела в ванной, укутавшись в полотенце и борясь с чувством, будто у меня внутри все перемололи острым ножом. В конце концов я вернулась в спальню и натянула пижаму. А потом легла в кровать и стала думать о словах Макс, гадая, неужели же я и в самом деле такой эгоистичный и зависимый от других человек, как вдруг услышала, как за стенкой кто-то скребется.

Я затаила дыхание и прислушалась. Звук повторился. Тайный ход!

– Джеймсон? – позвала я. Как-никак, этим коридором пользовался только он – во всяком случае, на моей памяти. – Джеймсон, это уже не смешно!

Ответа не последовало, но, когда я встала, подошла к стене и замерла, внимательно прислушиваясь, я отчетливо уловила чье-то дыхание по ту сторону. Я схватила было подсвечник, подумывая наклонить его, чтобы встретить лицом к лицу человека, таящегося за камином, но здравый смысл и обещание, данное Макс, остановили меня в самый последний момент, и вместо этого я открыла дверь в коридор.

– Орен? – позвала я. – Мне нужно вам кое-что рассказать.

* * *

Орен тщательно обыскал коридор, потом забаррикадировал выход из него, блокируя доступ к моей спальне. Потом «предложил» переночевать у Либби, в комнате, где потайных ходов нет.

Но прозвучало это как приказ.

Когда я постучала, сестра уже спала. Она приподняла голову от подушки, завидев меня, а потом снова ее опустила. Я забралась к ней в постель, и она не стала ни о чем меня расспрашивать. И к лучшему: после недавнего разговора с Макс мне совсем не хотелось рассказывать ей о случившемся. Вся жизнь Либби из-за меня перевернулась с ног на голову. Причем дважды. Первый раз – после смерти моей мамы, а второй – когда началась вся эта история. Она уже и так отдала мне все, что могла. И у нее своих проблем по горло. Мои ей совсем ни к чему.

Забравшись под одеяло, я покрепче обняла подушку и подвинулась поближе к сестре. Мне сейчас очень нужно ее присутствие, пускай я и не могла рассказать ей почему. Веки у Либби задрожали, и она прижала меня к себе. Усилием воли я отогнала от себя все ненужные мысли – и о Блэквуде, и о Хоторнах, и обо всем остальном. Мрак поглотил меня, и я не стала сопротивляться и вскоре погрузилась в сон.

Мне приснилось, что я снова в кафе. Что я еще совсем кроха – мне лет пять-шесть, не больше – и абсолютно счастлива.

Я беру два пакетика сахара, соединяю их концы и опускаю на стол – так, что получается треугольник, который стоит без поддержки.

– Вот так, – приговариваю я. Потом беру еще два пакетика и проделываю то же самое, а пятый кладу горизонтально, поверх этих треугольничков, соединяя их в единую конструкцию.

– Эйвери Кайли Грэмбс! – с улыбкой восклицает мама, сидящая за тем же столиком напротив меня. – Я тебе что говорила про строительство сахарных за́мков?

Смотрю на нее, улыбаясь до ушей.

– Что строить надо пятиэтажные, а иначе зачем вообще это затевать!

Я резко дернулась и проснулась. Повернулась на бок в надежде увидеть рядом сестру – но ее половина постели оказалась пуста. В окно лился утренний свет. Я заглянула в ванную Либби – но ее и там не было. Я собиралась уже вернуться к себе в комнату – в свою ванную, – но тут заметила на полочке ее телефон. На экране высветилось уведомление о десятках новых сообщений – и все они были от Дрейка. Только три из них – самые последние – можно было прочесть без пароля.

Орен встретил меня в коридоре сразу же, как я вышла из комнаты сестры. Даже если он и впрямь всю ночь провел на ногах, это было не слишком заметно.

– Заявление в полицию подано, – доложил он. – Но тайно. Детективы, которым поручили расследовать это дело, работают в связке с моими людьми. Мы все сошлись на мнении, что на данном этапе будет лучше, если Хоторны не будут знать, что начато расследование. Джеймсону и Ребекке детально объяснили, почему важно сохранить все в тайне. Вас я тоже попрошу вести себя как ни в чем не бывало, насколько это вообще возможно.

Делать вид, что я не была на волосок от смерти накануне. Притворяться, что все хорошо.

– А вы Либби не видели? – спросила я. Вот у кого точно не все сейчас хорошо.

– Пошла на завтрак с полчаса назад, – невозмутимым тоном сообщил Орен.

Мне вспомнились сообщения на экране ее телефона, и все внутри сжалось.