в постели ненастоящий, конец все равно причинял боль. В смерти было что-то такое грубое и конечное, даже метафорическое.

Вошел доктор Рид, за ним доктор Тартер. Семья молча отодвинула стулья от кровати, а затем стояла, широко раскрыв глаза и наблюдая, как док Тартер осматривает Бада, самого маленького Барлоу, у которого на самом деле никогда не было шанса. Он проверил пульс, прижав кончики пальцев к шее мальчика, затем послушал его сердце, сначала с помощью стетоскопа, затем прижав ухо к его груди. Энн сочла этот жест одновременно старомодным и милым.

Как только он выпрямился, док Тартер обратился ко всем им, печально покачав головой.

– Мы сделали для него все, что могли, но этого просто было недостаточно. Мне так жаль говорить вам, но этого милого мальчика больше нет. – Он громко выдохнул, прежде чем натянуть простыню на лицо Бада. – Он покинул этот мир и находится в лучшем месте.

– Мои соболезнования в связи с потерей вашего сына и брата, – сказал доктор Рид.

Док Тартер кивнул в его сторону.

– Время смерти – три четырнадцать утра.

Из угла заговорила бабушка, ее голос звучал хрипло, но ясно:

– Терять ребенка – это неестественно. Просто неправильно. Во всяком случае, это я должна быть на его месте. – Никто ей не возразил, и, когда они в конце концов решили поехать домой, она сказала: – Я думаю, что хотела бы остаться здесь на некоторое время, помолиться за моего внука. Все вы идите вперед. Меня кто-нибудь здесь подвезет.

Они выплыли из комнаты, как будто дезориентированные. Энн наблюдала за ними так, как мог бы наблюдать посторонний. Казалось, что со снятием одного груза на них тут же взвалили другой. Они потеряли что-то, о существовании чего давно забыли, и теперь потеря ощущалась особенно остро. Они все время пытались убедить себя, что происходящее нереально. Проблема заключалась в том, что правда была вплетена в повествование, и отличить настоящее от подделки оказалось непросто.

Выйдя из парадной двери больницы, они заморгали, глядя на темное ночное небо. Словно по сигналу, за вспышкой молнии последовал низкий раскат грома и начали падать разрозненные капли дождя, холодя кожу. К тому времени, как они добрались до машины, их одежда промокла насквозь. Они ехали домой под проливным дождем, дворники автомобиля щелкали взад-вперед с точностью метронома. Никто не произнес ни слова.

Глава сорок шестая

Воскресенье и понедельник прошли как в тумане, никто не мог спать. Когда они вернулись из больницы субботним вечером, Джеральд погладил Бо по голове по пути в дом, а затем они всей гурьбой поднялись наверх, в свои спальни. Джеральду было трудно заснуть. Лежа в темноте, он мог сказать, что его жена тоже не спала. Приподнявшись на локте, он прошептал в темноту:

– Мэрион?

– Да?

– Я не могу не думать, что виноват в смерти Бада. Возможно, будь я лучшим отцом, он никогда бы не упал с того дерева. – Ему было трудно сохранять ровный голос. – Я должен был находиться там, чтобы помочь ему спуститься вниз или поймать.

Она долго не отвечала, а когда ответила, он не получил ободряющих слов, на которые надеялся.

– Постарайся не зацикливаться на этом. На данный момент ничего нельзя изменить. – Она поерзала и плотнее натянула одеяло. – Спокойной ночи, Джеральд.

Он не мог отпустить это.

– Ты думаешь, я ужасный отец?

Она вздохнула.

– Я не думаю, что ты вообще что-то собой представляешь. Постарайся немного поспать.

Хороший совет, но он вообще мало спал, и не из-за переизбытка стараний. Воскресенье выдалось солнечным, шторм предыдущей ночи быстро прошел. Они проснулись и обнаружили бабушку снова в кресле-качалке на крыльце, одетую в черное платье с вязаным воротником. Она была первой, кто поприветствовал посетителей, пришедших в тот день, непрерывным потоком заходивших, чтобы принести цветы, еду и молитвенные карточки. Новости разлетелись по Хейвену со скоростью света, и, казалось, все уже слышали о смерти Бада.

Барлоу ходили вокруг в оцепенении, радуясь подсказкам других горожан. Одна из их соседок, Франсин Ратман, пришла со своим маленьким мальчиком Тедди, чтобы забрать их похоронную одежду, которую она предложила выгладить до совершенства.

– Вам всем есть о чем подумать. Позволь мне сделать это. – Франсин поднялась наверх с Энн, и вскоре Джеральд увидел, как две женщины спускаются по лестнице с одеждой, перекинутой через руки, в то время как Тедди нес матерчатую сумку с парадными туфлями.

– Тедди отлично справляется с чисткой обуви, – сказала Франсин, взъерошив его волосы свободной рукой. – И я могу прогладить такую острую складку, что она разрежет бумагу. Мы приступим к работе прямо сейчас и привезем все обратно вечером перед похоронами.

Джеральд проводил Энн, Франсин и Тедди до двери и мысленно застонал, когда узнал банковского ревизора, идущего по дорожке.

Эдмунд Браун подошел к Джеральду со шляпой в руке, готовый засвидетельствовать свое почтение.

– Мне было так жаль услышать о вашем маленьком мальчике, – сказал он, выдерживая пристальный взгляд Джеральда.

– Спасибо.

– Я также хотел заверить вас, что мы не собираемся предпринимать никаких действий в связи с несоответствием в банке еще в течение двух недель из уважения к трагедии вашей семьи.

Джеральд кивнул.

– Я ценю это, сэр. – Хотя, по правде говоря, он совсем забыл о банковском кризисе. Через две недели он будет далеко от Хейвена, вернется в мир как Джефф Грир, и ничто из этого больше не будет его проблемой. Двое мужчин пожали друг другу руки, и мистер Браун ушел. – Скатертью дорога, придурок, – пробормотал Джеральд себе под нос.

Еще больше людей заглянуло выразить свои соболезнования. У каждого из них было воспоминание о Баде, о чем-то приятном, что он сделал или сказал, и все это вызывало у Джеральда чувство дискомфорта. Он вообще не уделял особого внимания ребенку, но для зрителей и горожан он был не просто одним из Барлоу. Бад был сам по себе. Учительница первого класса Бада, миссис Сэндс, принесла из школы несколько его работ, в том числе эссе под названием «Откуда я знаю, что мои родители любят меня». После ухода учителя Мэрион села читать его, а затем разрыдалась. Она притворялась? Он больше не мог ничего сказать. Она передала лист Джеральду, прежде чем убежать в ванную, но он не смог заставить себя прочитать его, поэтому засунул в ящик письменного стола. На сердце у него было тяжело.

В понедельник утром прибыло женское общество из церкви, чтобы отвезти Джеральда и Мэрион в похоронное бюро и спланировать службу во вторник. Глория Янгбауэр, теперь на костылях, вместе с Лидией Загон, Вирджинией Мур, Сьюзан Кэмптон