Услышав это, Феликс ухмыльнулся. Команда робототехников потратила много времени и денег. Знание того, что персонал приписал аниматронным фигурам эмоции, подтвердило, что он сделал все правильно.

Теперь он наблюдал, как Мэрион, Джеральд и Том собрались вокруг кровати Бада. Они разговаривали приглушенными голосами, затем совсем замолчали, когда вошел санитар-мужчина в белой рубашке и таких же белых брюках, неся стопку деревянных складных стульев. Когда он расставлял их вокруг кровати, Мэрион сказала:

– Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны.

– Не за что, мэм. – Он кивком указал на Бада. – Я сожалею о проблемах вашей семьи. Я буду молиться за вас.

Когда Дороти и Энн вернулись, остальные уже сидели. Не говоря ни слова, они заняли свободные места рядом с Мэрион, напротив двух мужчин.

Феликс остался доволен этой картиной. Он сам спроектировал комнату, позаботившись о каждой детали. Она была немного больше, чем большинство больничных палат той эпохи, особенно для одного пациента. Стандартная дверь уже тогда была сверхширокой, но эту он сделал на тридцать сантиметров шире. Над дверью висели настенные часы. Пол покрывали квадраты линолеума мшисто-зеленого цвета, такие же, как и занавески, но остальная часть комнаты была ослепительно-белой, включая металлические перила кровати. Рядом с кроватью стояла тумбочка с маленькой лампой, но он уточнил, что верхний свет тоже должен быть включен для максимального освещения. Даже если бы они захотели, Барлоу не смогли бы отрегулировать освещение.

Другие детали добавили исключительно для эмоционального воздействия. Радиатор под окном поддерживал полку, на которой стояла большая ваза со срезанными маргаритками, теми самыми цветами, которые Бад подарил Мэрион в одной из серий. Шутка заключалась в том, что он нарвал их в соседском саду. Мэрион, несомненно, вспомнила бы этот эпизод. На стене над изголовьем кровати висела картина в рамке, на которой дети примерно возраста Бада изображались резвящимися ангелами на небесах. В контексте сложившейся ситуации снимки были душераздирающими.

После того как Дороти и Энн вернулись и все они пять минут сидели в неловком молчании, Феликс подал сигнал к следующему входу, и через несколько секунд доктор Рид вошел в дверь. Нэйтан Рид, настоящий врач, который работал в общественном театре все свои школьные и выпускные годы, был настоящей находкой. Высокий и симпатичный, с голосом, способным растопить любое сердце, он идеально подходил на эту роль. А еще лучше то, что он никогда не подвергал сомнению свою роль и играл ее в совершенстве.

Он вошел и мягко сказал:

– Извините, что прерываю, но я хотел проведать Бада.

Джеральд встал и отодвинул свой стул в сторону, чтобы пропустить доктора Рида. Все они мрачно наблюдали, как тот подошел к кровати, затем наклонился, чтобы приложить стетоскоп к груди маленького мальчика. Феликс отметил, что в то время, как Энн и Джеральд выглядели серьезными, Дороти и Мэрион, казалось, были на грани слез. Только лицо Тома оставалось бесстрастным.

Доктор Рид выпрямился и обратился к присутствующим:

– Прежде всего я хочу сказать вам, что все здесь, в мемориальной больнице Хейвена, своими мыслями и молитвами с вашей семьей. Бад – особенный мальчик, и мы даже представить себе не можем, как это трудно для вас.

– Спасибо вам, доктор, – поблагодарила его Энн.

Доктор продолжил:

– Ваше ожидание почти наверняка закончится к утру, поэтому я бы посоветовал использовать имеющееся у вас время с пользой. – Он сцепил руки, и его голос стал тише: – Баду дали лекарство, так что у него ничего не болит, но он может вас слышать. Поговорите с ним. Скажите, что вы чувствуете. Это принесет утешение ему, да и всем вам тоже.

Том выглядел так, будто подавлял улыбку. Этот парень, с насмешкой подумал Феликс, родился с ухмылкой на лице. Остальные были по-настоящему печальны. Женщины, в частности, выглядели довольно потрясенными.

– У вас есть какие-нибудь вопросы? – мягко спросил доктор Рид.

Каждый человек покачал головой, но из угла заговорила бабушка:

– Сколько у нас есть времени?

Доктор Рид развел руками.

– В лучшем случае не больше нескольких часов.

– Но чудеса случаются, верно? – с надеждой спросила Энн.

Доктор кивнул.

– Иногда это так. – Он положил руку на дверной косяк. – Я дам вашей семье немного уединения. Нажмите кнопку вызова, если что-нибудь понадобится. – А потом он исчез.

Энн встала.

– Я пойду первой. – Она положила руку на плечо Бада и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. – Бад, ты был лучшим братом, который только мог быть у кого-либо. Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами, и никогда тебя не забуду. – Мальчик в кровати тихо вздохнул. Она постояла еще несколько минут, поглаживая его лицо тыльной стороной ладони.

Феликс приложил руку к своей щеке, представляя ощущение ласки.

Майло прервал этот момент:

– С вами все в порядке, сэр?

– Просто отлично.

На экране Энн отступила назад, чтобы занять свое место, а Джеральд встал, неловко сцепив руки перед собой. Он прочистил горло:

– О, малыш. Нас не было рядом с тобой, когда ты в нас нуждался. Я люблю тебя, сынок. Мне так жаль. – Его глаза наполнились слезами, и он отвернулся от камеры. Его плечи тряслись, пока наконец он не начал громко рыдать. Том протянул ему носовой платок, которым тот немедленно воспользовался.

Феликс ждал, что Мэрион утешит Джеральда, но вместо этого она встала и села на край больничной койки.

– Бедный милый малыш, – тихо сказала она, а затем наклонилась, чтобы прошептать ему на ухо, говоря так тихо, что микрофоны в комнате не могли разобрать слов. Каким-то образом это делало сцену еще более пронзительной. Мэрион оставалась там дольше всех, как будто не могла вынести разлуки с сыном. В комнате стояла тишина, если не считать тиканья настенных часов.

Когда Мэрион неохотно вернулась на свое место, Том быстро встал, словно ждал своей очереди.

– Привет, приятель. – Он неловко похлопал брата по плечу. – Я сожалею о том, что произошло. Надеюсь, ты скоро почувствуешь себя лучше. – Выполнив свою часть, он снова сел и многозначительно посмотрел на Дороти, как бы говоря: «Твоя очередь».

Она неторопливо поднялась на ноги и глубоко вздохнула, прежде чем подойти к краю кровати. Наклонившись, она сказала:

– Мне так жаль, что меня не было рядом, когда ты нуждался во мне. Я так много раз думала об этом и жалею, что не осталась. Или не вернулась, чтобы проверить, как ты. Ты такой маленький. Совсем ребенок. Я забыла, какой ты крошка. – А потом она начала рыдать, наклонившись вперед и положив руки на колени. Феликс понял, что неожиданно тронут. Он не предполагал такой реакции и испытал мрачное удовлетворение, увидев ее печальное