И наставница, к которой Таня попала под крыло, выйдя на работу, ей понравилась.

Наставницу-напарницу звали Кристиной.

Сколько ей лет – загадка. Если выспится, да не поленится аккуратно растушевать тени по векам, и настроение хорошее – смотрится почти студенткой, восторженной и юной. Но чаще, особенно когда летала по четыре рейса в день (не по правилам, конечно, а когда сезон отпусков – всем приходится), выглядела она на верные сорок. А цинизму в ней было на все шестьдесят. Все мужики, считала, кобели, бабы – кобры, а дети – и вовсе маленькие дьяволята. Кристине, конечно, видней – у нее трое отпрысков, и все мальчишки. Тоже, кстати, не по правилам – по негласно заведенному порядку, если детей больше двух, то из отряда отправляют. Мало ли что, вдруг сиротами останутся, тем более что и отца нет. Но только если списывать таких, как Кристина – кто готов по два раза в день летать на разворотные рейсы в Калининград и обратно, – кому ж тогда работать? Необстрелянным новичкам типа Татьяны? Она, конечно, школу стюардесс закончила с отличием – только никакие пятерки не стоят тысяч часов налета, как у Кристинки. Тем более что та и в экстремальных ситуациях побывала, по всем аэропортам легенда ходит, как у нее однажды пассажир собрался из самолета выходить, когда борт уже тронулся и почти до взлетки доехал. Ну, а мужику то ли страшно стало, то ли забыл чего, хотя, скорее всего, еще в зале ожидания перебрал. Вот и стал требовать, чтобы остановили самолет. Немедленно. Прямо сейчас. Он выйдет, а вон, кстати, и шоссе рядом, такси поймает без проблем, только его видели.

Но не останавливать же, в самом деле, борт! Кристинка шебутного и уговаривала, и большим штрафом ему грозила, но тот только злится, отталкивает ее, пытается дверь открыть. А сам чахленький, росточком ей до плеча. Ну, Кристинка и велела второй стюардессе, чтобы пошла к пилотам и попросила мотор на полную включить. Когда стоит такой рев, что уши немеют. А сама – мужика за шкирман, распахнула люк и мордой его наружу. Ну, говорит, прыгай, раз приспичило, а трапов за дезертирами не присылают. Тут как раз моторы взвыли, и самолет продолжает ехать себе потихоньку. Что с бедным мужиком стало! Аж позеленел и протрезвел мгновенно, и, по неподтвержденным данным, даже брюки обмочил. А уж обратно, в самолет, рвался стремительней, чем на улицу. Но Кристинка его втащила не сразу. Еще целую минуту на диком ветру продержала. А потом, якобы нечаянно, приложила башкой о переборку. Для профилактики – чтоб точно больше не буянил. И после этого втянула обратно в салон.

Нарушение, конечно, всех мыслимых инструкций и правил. По идее, нужно было возвращать борт на стоянку, вызывать трап, милицию, снимать пассажира, составлять протокол, выписывать штраф…

Но у Кристинки своя правда. Ей в тот день нужно было еще во второй рейс лететь, а если пассажира снимать – ясное дело, к сроку не вернешься. И деньги потеряешь, оплата ведь сдельная, и репутация захромает – всегда считалось, что у Кристины все рейсы без происшествий.

Да и потом, известно, как бесятся пассажиры, если борт опаздывает. А в случае с тем мужиком уже до взлетки доехали, и вдруг обратно – задержка часа на два минимум. На кого все шишки? Пилоты – далеко, в бронированной кабине. Вот весь пассажирский гнев и изливается на стюардесс. По инструкции, конечно, положено терпеливо выслушивать жалобы. Дать пассажирам выговориться, а если просят – даже командира корабля пригласить, чтобы они и на него поворчали. Но куда разумнее не раздувать конфликт, а пресечь его на корню. То есть немножко нарушить инструкцию и успокоить буяна пусть не по правилам, зато до самой Москвы.

…И вот с этой легендарной женщиной Татьяна отправлялась в первый настоящий полет.

Шереметьево-один, восемь сорок утра, рейс на Санкт– Петербург. Не самый долгий и не самый тяжкий маршрут.

…Хотя, когда в четыре ночи у кровати стал заливаться будильник, Садовникова готова была растерзать весь мир. Легла она вчера около двенадцати – волновалась. Допоздна практиковалась в самом сложном: становилась на надувной матрас (имитация полета) и пыталась разливать горячий кофе, не пролив при этом ни капли. Кофе расплескивался, а Татьяна злилась – и на Володю Чехова, и на Ансара. А пуще всего – на себя, непроходимую дуру, которая влезла в очередную авантюру. И ведь поняла, еще пока стажером летала: в полетах, когда ты обычная стюардесса, нет решительно никакой романтики. Только дикая усталость, постоянное недовольство пассажиров, вечные сквозняки в аэропортах и болтанка в небесах. А найти себе богатого мужа, кажется, только одной Абрамовичихе удалось. Остальным девочкам в лучшем случае предлагают встретиться в порту прибытия на съемной квартире. А то и вовсе: уединиться во время полета в туалете. Начитался народ, что на десяти тысячах метрах от секса ощущения незабываемые.

И хотя в школе стюардесс их учили и искусственное дыхание делать, и террористам зубы заговаривать, и общаться со знаменитостями, певцами и артистами, но опытные стюардессы вроде той же Кристинки говорят, что экстрим , приключение, на практике случается в одном полете из ста. А обычно – сплошная рутина. Продемонстрировали спасательное оборудование, разнесли газеты, коротко отдохнули на взлете – и, едва погаснет табло, уже нужно разогревать обед, разносить еду и напитки, убирать посуду, а попутно еще и постоянно отрываться на вызовы пассажиров. Кому анальгин, кого затошнило, разогнать из туалета курильщиков, убрать очередную разбившуюся бутылку (они вечно вылетают из отсека для ручной клади)…

– А если рейс утренний, то пассажиры еще и злющие как черти, – просвещала Татьяну наставница. – Ко всему придираются.

Вот именно, что им, пассажирам, клиентам, – все можно. А стюардессе, обслуживающему персоналу, на все придирки полагается лишь улыбаться.

– Хотя лично я разным гадам спуску не даю, – пожимает плечами Кристина. – Мне бояться нечего, на международку без английского все равно не возьмут, а из местной не спишут.

Таня тоже с удовольствием высказала бы гадам все, что о них думает, но ей, в отличие от Кристины, нарываться нельзя. Молодая, неопытная, да при этом старушка, целых двадцать пять лет, – не самый перспективный кадр. Единственная жалоба от разгневанного пассажира – и уволят моментом, ее ведь только на испытательный срок взяли.

Ну, Ансар, ну, втравил в историю! Когда не выспишься – вся авиационная романтика на нет сходит.

Видел бы роскошный восточный любовник ее сейчас. Когда на часах половина пятого утра и за окном полная темень, тут не до гламура. В зеркало на себя взглянула и ужаснулась: волосы дыбом, глаза красные, лицо кислое. Огромное искушение: послать Ансара с его заданием куда подальше. Прямо сейчас. По его персональному спутниковому телефону. А потом – завалиться в постель, проспать до человеческих девяти и поехать на работу. На нормальную работу, в родное рекламное агентство. И бухнуться в ноги бывшему шефу, Брюсу Маккагену. Пусть берет ее обратно, она и на понижение в должности согласна, и даже на потерю в зарплате.

Но мало того, что вскакивать надо в несусветную рань – стюардессе положено быть на борту аж за два с половиной часа до вылета! Опять жизнь с нуля: первый рейс, бортпроводник третьего класса – последняя спица в колеснице. А тебе – целых двадцать пять, и в золотой визитнице еще остались карточки с гордой должностью «творческий директор». Но тут ее былые заслуги никого не интересуют. Наставница, Кристинка, сразу предупредила: в авиации дедовщина, конечно, не такая, как в армии, но новичков строят. Во-первых, традиция, а во-вторых – когда народ построен, на него легко самую черную работу скинуть.