глаз посетителей музея моего города. А какая у нее шея! Лебедь! При повороте головы на ней образуется одна единственная косая складочка, будто высеченная в белом мраморе. О фигуре вообще молчу. Наши тощие модели ей в подметки не годятся. Если она пройдет по подиуму в своем фафи, то все попадают, ручаюсь! Она не идет, а плывет. Не просто стоит как изваяние, а пребывает в ожидаемом спокойствии. А голос…

Это тот самый голос, который я слышал все это время на Тигиче. Это она переводила всех женщин и девочек. Надо же — совпадение! Как я сразу не догадался, ведь слышал же ее голос тогда.

Не что за голос!

И что за имя!

— Льяля!

Она произнесла его по-детски и с какой-то бархатной звонцой, на мгновение зависшей в воздухе.

Льяля как наша Ляля, означающее не только имя, но и маленького ребенка. Последнее ей идет лучше, несмотря на то, что она выше меня.

Льяля!

Или это что-то от Льуаны — ее родной планеты? Почему я не Земляля! Хотя ей мое имя тоже понравилось.

— С…с…Стасик — еле выговорил я, когда подошла моя очередь представиться.

Мы традиционно пожали друг другу руки.

Я уж было подумал, что на этом все, что знакомство в ее народе ничем не отличается от нашего. Но когда начал убирать руку (чего очень не хотелось), она пальчиками пощекотала мою ладонь. В моем городе, среди подростков, это не двусмысленный знак. Он означает приглашение к более близкому знакомству и я как дурень раскатал губу считая что Льяле известно об этом, более того — отнеслась к этому шагу серьезно.

Меня затрясло как пацана перед кабинетом стоматолога. Я и раньше-то с земными девушками вел себя довольно скромно, но там хоть что-то можно было выговорить. Перед Льялей же чувствовал себя еще более ущербным. Положение усугубляло еще и то, что ч не знал, что дольше делать. Куда можно повести ее на «корабле»? Пригласить в свою «каюту», состоявшую из четырех полупрозрачных стен с узкой нишей, но удобной только для одного, столиком и пустыми полками? Конечно, я и не рассчитывал на большее. Мне достаточно было лицезреть ее.

Льяля, наоборот, не испытывала никакого неудобства. Если бы я не был таким подозрительным, то подумал бы, что она так же не может насмотреться на меня. ее взгляд не говорил не о чем. Она ничего от меня не ждала — просто смотрела, словно заботливая мать на сына, уплетающего щи после трудового дня.

В какой-то момент я подумал, что так оно и есть, что она познакомилась со мной из жалости — кабы не обидеть. И чтобы не обидеть Пазикуу и еще, бог знает, кого. Что, в конце концов, ее «хорошо» попросили от всей цивилизации.

Боже! Как глупо! — думал я. — Выгляжу смешней смешного!

Мгновенно с моего лица исчезла улыбка и я посмотрел на Пазикуу. Он стоял на краю «палубы» и смотрел на свою планету, которая была в данный момент похожа на светло-серый шар. Это означало, что мы продолжаем кружить по орбите с огромной скоростью, перемещаясь из одного кольца в другое. Солнце сияло внушительным нимбом над Льуаной, превратившись в толстое яркое кольцо.

Сердце бешено забилось от нахлынувших чувств. Хотелось убить Пазикуу. Но быстро остыл. Остыл и начал презирать самого себя.

В самом деле — что хотел, то и получил. Глупо рассчитывать на что-то большее. Все равно что влюбиться в каменную Лауру из «Формулы любви». И Пазикуу не виноват. Не знаю, что ему это стоило, но он выполнил просьбу, не взирая на помыслы, в которых я и сам-то запутался.

Заметив во мне перемены, Льяля все поняла. Взяла меня за руку, подвела к краю «палубы» и сказала. — Просто давай поговорим.

— О чем? — спросил я машинально.

— О поэзии, о твоем Петрарке, если хочешь. Ты же любишь стихи?

— Люблю.

Ее переход на «ты» меня окончательно успокоил.

— Люблю, — повторил я. — Но не совсем знаю.

— «От восторга онемел язык?»

— Да, «и бессвязно шевелю губами, своим молчаньем перед ней убит».

— А говоришь, мало знаешь! — Льяля не смотрела не меня. Не смотрела и на свою планету, хотя ее взгляд был устремлен на размытый шар. Улыбнувшись, спросила. — А можно задать один вопрос?

— Можно.

— Он не совсем корректный и может обидеть, но мне очень интересно.

Мне нечего было бояться, хотя как-то и стало не ловко, когда услышал его.

— Ведь ты женат, верно? — я покачал головой. — И сын есть?

— Да.

— Скучаешь по ним?

— По сыну — да.

— Значит, не любишь ее?

— Уже нет.

— Живешь с ней ради ребенка?

— Да.

— А если бы любил и скучал?

— То все равно бы захотел познакомиться с тобой, — честно признался я, поняв к чему она клонит, — И на Тигиче вел себя точно так же. не хочу говорить за всех, но так уж мы мужики устроены…земные.

С этого момента я понял, что отношения с Льялей прочно укрепились как дружеские или, по крайней мере, приятельские. Она не хотела от меня, кроме информации (для курсовой что ли?), а мне представилась возможность высказать то, что до сих пор не решился сказать при Пазикуу.

Она повернула медленно голову и вопрошающе посмотрела мне в глаза.

— Почему? — предвидел я вопрос. — На это еще никто не ответил. Во всяком случае у нас на Земле. Видимо, зависит от нашего несовершенства в культуре и чувствах, а может это и впрямь болезнь, как думают некоторые — влюбленность. Может гормоны виноваты. В сущности в этом плане, я полагаю, мы еще не так далеко убежали от своих предков. Вот у вас Льяля, наверное, подобные отношения давно в прошлом. Ты замужем?

Льяля нахмурилась, потом улыбнулась и вздохнула с облегчением.

— Если это было так, я бы тут не стояла. У нас замужним принято знакомится вот так, только при деловых отношениях. Понятие дружба на Льуане не существует, так же как и вражда. Любовь утратила былую прелесть, а ненависть превратилась в обыкновенную неприязнь. Только тем, кто с головой погружен в объект изучения, знакомы похожие переживания, да и то поверхностно. По большей части они изображают их, а не живут ими.

При этих словах я снова посмотрел на Пазикуу. Он по-прежнему глядел на свою планету. Обиделся ли он на эти слова? И справедливы ли они? Я не могу понять. Но в голове так и звучат его слова: «Я хотел поставить себя на ваше место». И почему он не ушел?

— Мы неспособны ради своих избранных на