— Здравствуйте, тетенька.

Я легла на ветку животом и опустила голову вниз. Коса скользнула из-за спины и повисла веревочкой: если бы тетенька высоко-высоко подпрыгнула, она могла бы за нее дернуть.

— Эля, спускайтесь.

— Для этого мне нужна лестница и садовник, — сообщила я невинно.

— Да чем ты вообще здесь занимаешься?.. — наконец не выдержала тетенька, переходя на раздраженное «ты».

— Знакомлюсь с будущим дядей! — просияла я, — Дяденька, вас как зовут?

«Дядя» на вид был мой ровесник, не больше. Высокий, худой. Кареглазый и курносый: это я хорошо разглядела, потому что он задрал голову. Волосы русые, но темнее, чем у Щица.

И он улыбался.

Очень знакомо улыбался.

Наполовину улыбался.

Это сходство я уловила сразу. Быть может, даже и не семейное: но теперь я знала, от кого у Щица эта дурная привычка.

А еще всякие мелкие привычные жесты — это самое что ни на есть настоящее, и единственное, чему можно верить, если речь идет о Щицевом племени колдунов, которые легко и непринужденно могут превратиться в рыжую девицу, если подержать им зеркало.

— Каким еще дядей, Эля, что на тебя нашло? Нэй попросил меня разобрать с ним образование неправильных глаголов с «хенрк» в конце слога…

— Нэй кто?

— А?

— Тетенька, вы зовете его просто «нэй». Вашего ученика.

И я показала ему, как надо улыбаться. Широко, до ушей, обнажая весь верхний ряд зубов. Возможно, получилось немного плотоядно.

— Если верить слухам, — добавила я, — вы уже обвенчались. А меня чего не позвали?

— Может, перестанешь оповещать об этом всю округу с дерева? — зашипела тетенька, — Ты в своем уме вообще?

— А пусть дяденька колдун об округе позаботится. Вас, тетенька, не прошу, вы заботиться не умеете…

Тут тетенька пнула дерево. И еще раз пнула. И еще.

— Ты, ду-у-ура, — вдруг не выдержала она и уцепилась рукой за ветку, — вместо того, чтобы тихо и мирно учиться, — я думала, она эту ветку трясти будет, но она подтянулась и села на нее, как настоящая гимнастка в цирке, — полезла не в свое дело, — тут я запаниковала, потому что выше были только очень тонкие ветки, и они бы меня не выдержали, снизу очень быстро приближалась тетенька, а летать я пока еще не научилась, — спуталась с какими-то, простите, нэй, — она послала учтивую улыбку вниз, «дяденьке», который, кажется, изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться — видать, мое обескураженное лицо того заслуживало, — малолетними бездарями, — это она, видимо, про Бонни, — и нарушителями спокойствия, — а это Щиц, — притащила за собой бедного мальчика, — это, вроде бы, Элий, — а теперь устраиваешь скандал среди бела дня?! На дереве?!

И что возмущает ее больше?

Воспользовавшись тем, что тетенька временно была с другой стороны ствола, я решилась на крайние меры. Я повисла на ветке, держась двумя руками… А потом их разжала, с визгом полетев земле навстречу.

Руки я ободрала. В мягкой на вид траве оказалось полно всяких мелких камешков.

И, кажется, немного вывихнула запястье. По крайней мере, оно подозрительно хрустнуло.

Если бы я не решила в панике убежать, я бы обошлась даже без ободранной коленки. А так я не очень удачно споткнулась и прежде, чем «дяденька» успел отмереть после моего предыдущего внезапного падения и поймать меня за локоть, — хоть, к чести его сказать, он попытался, — полетела коленкой прямо на острый гравий ведущей к беседке дорожки.

Я не заревела.

Только сморгнула пару слезинок.

Тетенька оказалась рядом, как будто и не было ее внезапной эскапады с деревом, вся такая отглаженная, отутюженная, прямая и аккуратная, присела, и потянула к себе мою ногу, как будто это ее личная нога, деловито повертела, рассматривая окровавленную дырищу на чулке.

— До свадьбы заживет, — резюмировала она, — давай, пойдем в беседку, я тебе ногу обработаю.

— Тетенька, а это очень знакомый тебе дяденька, да? — прошептала я, — Ты даже при слугах по деревьям не лазила…

А уж при мне тем более. Может, какой-то злобный оборотень тетеньку съел, и занял ее место? Не поискать ли мне у нее большие зубки?

Очень хотелось хоть как-то оттянуть встречу с вон тем пузырьком темного стекла, в котором, как я отлично знала, находилась гадкая шипучая и, самое главное, ранкощипучая жидкость.

— Это такой же оболтус, как и ты, только постарше, нечего его стесняться, — отмахнулась тетенька, — что, правда слухи пошли?

— Ну да… Я… — это было сложнее, чем не заплакать, грохнувшись на гравий, — я беспокоилась.

От тетеньки знакомо пахло ее лекарством и немного непривычно — мелом. Я сама не ожидала, что полезу обниматься, но как-то… захотелось и все.

Тетенька, как и всегда, оттолкнула меня через несколько секунд. Я капризно выпятила губу, но покорно встала, похромав за ней в беседку.

Таинственный нэй пошел за нами. Не похоже, чтобы он много понял в этой короткой семейной сцене, но и растерянным он не выглядел: скорее, от души веселился, глядя на мой позор.

Я, кстати, за эти несколько минут поняла про него целую кучу вещей. Вот первая и самая очевидная: они уже тысячу тысяч лет как с тетенькой знакомы. Возможно, он знал какую-то другую тетеньку, не мою, а помоложе, у которой глаза еще не до конца остыли, и теперь видел в настоящей ее останки.

А еще он как-то связан с Щицем, но это я сразу поняла.

И он куда старше, чем хочет казаться.

— Дяденька, — сказала я, потому что не хотела смотреть, как жидкость польется на рану и изо всех сил искала способы отвлечься, — а что вы с тетенькой обсуждали? Как забрать Щица домой? Я отдам, только расколдуйте и найдите мне кого-нибудь для стирки.

И вдруг услышала свой голос, будто со стороны. И мне он не понравился.

Рядом с тетенькой я будто вернулась… не в детство даже; во времена, когда я только закладывала фундамент для воздушного замка нашей с Элием совместной жизни. И вести вдруг себя стала почти так же.

Мой голос был… миленький. Кокетливый немного. Такой… Фальшивый.

Тут тетенька от души плеснула своей гадости мне на боевую рану. Я волевым усилием не завизжала и твердо решила, что больше в жизни не назову этого нэя «дяденька».

— Да, — серьезно сказал нэй, — вроде того. Я друг его отца.

— Отец за него беспокоится? — воспользовавшись тем, что тетенька наконец отпустила мою ногу, я фыркнула и выпрямилась на скамейке, уткнувшись в его лицо самым испытующим взглядом, на который была способна, — Он его бросил и уехал в Шень, разве нет? Никогда не поверю.

— Разумно, — кивнул дя… нэй, — уточню: некоторое время я заботился о… Щице. Как об ученике.