Роман же «Паутина», написанный Перегудовым с помощью приемной дочери, был снова забракован в «Политиздате». Когда его новую редакцию, принесенную Антоном Вуколову, тот прочитал, то со вздохом сказал:

– Опять кот, да не тот… И в биографическую серию не пойдет. Я тебе что твердил? Меньше хулы, больше позитива. А ты? Опять за свое!..

Антон рассердился и буркнул:

– Иначе не умею!

– Понимаю, – покачал головой Виктор. – Но помочь не могу. Забирай рукопись. Насчет того, чтобы не возвращать аванса, я как-нибудь договорюсь…

«Паутина» долго лежала у Антона в столе и вышла лишь в девяносто третьем году в Мариупольском издательстве «Посейдон». Кстати, стотысячный тираж этой книги сразу же был распродан…

Глава 13

Прошел еще месяц. Наступила осень. Дворы заметно пожелтели. Земля между деревьями покрылись ковром пожухлых листьев – дворники не успевали выметать их. Но погода стояла на редкость теплая. Улицы, особенно по вечерам, заполнялись толпами гуляющих людей.

Время неумолимо уплывало без малейшего результата. Хоть бери и бросай поиски истины в деле Панарина. Но такой исход означал для Антона полный моральный крах. Ведь тогда получится, что прав оказывается Хунштин, и Ваня присвоил ордена убитых офицеров…

Перегудову невольно вспоминалась история отца, которую тот поведал ему незадолго перед смертью (обычно-то он о своих делах помалкивал). «Да, было дело горяченькое», – обычно говорил со смешком, когда Антон приставал к нему с расспросами. Сыну очень хотелось узнать подробности о тайной работе бати, полной самых неожиданных приключений и опасных поворотов в борьбе с разными шпионами и диверсантами. Он мечтал когда-нибудь написать книгу о бывшем чекисте Филиппе Перегудове (это удалось сделать лишь много лет спустя). Ну а ту страшную историю Антон не мог никак забыть…

Дело было в тридцать седьмом году. Отец возглавлял тогда отдел контрразведки на строительстве стратегической железной дороги Москва – Донбасс. В ходе тщательной разработки ему удалось раскрыть группу диверсантов, орудующих под видом рабочих бригад. Они засыпали в насыпь мергель[1], который растворился бы весною и рельсы сразу бы осели. Неизбежны были крушения. Группу вражеских агентов арестовали, раскрыв, что они завербованы японской разведкой на Китайско-Восточной железной дороге – знаменитой КВЖД, которую незадолго перед этим Советский Союз уступил Манчжоу-Го (а фактически – Стране Восходящего Солнца). Отца за блестящую операцию ожидало повышение по службе и, естественно, правительственная награда. Но то ли кто позавидовал ему, то ли уж так случилось в силу нарастающих в стране репрессий, но Филиппа Перегудова не только ничем не отметили, а еще и покарали.

На заседании парткома железнодорожного узла (отец и мать были его членами) вдруг принесли телеграмму. Когда ее зачитали, все ахнули. Текст гласил: «Перегудов – враг народа. Исключить из партии и, арестовав, направить под охраной в Москву». Отец был ошарашен. Но ничего сделать не мог – никакие оправдания в расчет не принимались: распоряжения свыше выполнялись безукоризненно. Так и попал он в камеру Бутырки. Но там бате повезло. Его охранником оказался бывший конармеец из армии Буденного, служивший в эскадроне, где Филипп Перегудов был комиссаром. Они вместе участвовали в многочисленных боях с врангелевцами и брали считавшимся неприступным, сильно укрепленный белыми Перекоп.

Увидев Перегудова в камере, охранник страшно удивился:

– Комиссар? Ты-то как здесь очутился?

– А бог его знает, – развел руками отец. – Поверь, дорогой, ни в чем предосудительном я не замешан. Клянусь тебе!

– Верю! Я ж тебя знаю, комиссар. Вместе под пулями были…

И тут у отца мелькнула спасительная мысль. Он знал, что его сослуживец по той же армии Буденного, земляк из станицы Ладожской Ефим Кондратенко недавно пошел в органах вверх: занимает солидную должность в Москве и носит на петлицах ромб (по-нашему – генерал).

– Послушай, – сказал он охраннику, – ты не смог бы передать записку одному из ваших начальников, Кондратенко. Я дам тебе его адрес. Он тоже казак и хорошо меня знает.

– Заметано! – обрадовался охранник, воровато оглянувшись (если б кто увидел их беседующими, солидной выволочки ему бы не избежать, но в узком тюремном коридоре никого не было). – Пиши быстренько. Отнесу…

Прочитав записку отца, Кондратенко возмутился.

– Что они там с ума походили? – взревел он. – Буденовец и чекист Перегудов – враг народа. Какая чушь! Я же его с малолетства знаю. Вместе воевали против белых.

Он тут же позвонил начальнику Бутырской тюрьмы и сказал:

– Немедленно отпустите Перегудова! Я за него ручаюсь! Тут просто какое-то недоразумение. Мы разберемся!

И отца освободили. Через пару дней его вызвали в Управление и предложили занять любую из вакантных должностей, но он наотрез отказался. «Если мне не поверили один раз, не могу больше служить в ОГПУ!» – заявил. Его с неохотой, но все-таки уволили из органов. Батя уехал в Горький к жившему там брату и поступил на авиационный завод простым рабочим. Это его, наверное, спасло. Потому что Ефима Кондратенко через три месяца расстреляли как «врага народа»…

«Это было тогда, в разгар репрессий, – думал Антон, – в страшное время. Но сейчас-то, когда практически обо всем можно говорить открыто, свободно изучать всевозможные документы, и не найти истину…»

Как-то в разговоре с Шайкиным он с возмущением и тоской высказал эту мысль. На что Анекдот с ехидцей заметил:

– Вот уж воистину по закону Мерфи: чем больше терпения, тем дольше приходится ждать.

– Вечно ты со своими дурацкими афоризмами!.. – рассердился Антон.

– А что? Разве не справедливо? – ухмыльнулся Мишка. – Тогда вот еще один: если что-то очень хочется сделать – это или аморально, или запрещено, или вредно для фигуры. Под последним подразумевается, конечно, истина…

– Да пошел ты!.. – окончательно разозлился Антон. – Никогда от тебя ничего хорошего не дождешься. Хоть бы одно дельное предложение сделал.

– А знаешь, что… – неожиданно сказал Шайкин. – Надо нам поискать людей из близкого окружения Еременко. Возможно, кто-то из них что и знает.

Мишкина мысль показалось Перегудову интересной. Да и Иришка предлагала нечто подобное… А ведь действительно люди, окружавшие маршала, могут знать что-то такое, что откроет путь к истине.

С этого момента Антон изменил круг поисков. Но шли дни, а они все так же оставались безрезультатными.

Перегудов узнал в архивах имена заместителей Еременко во время войны, его адъютантов и порученцев. Но большинства из них уже не было в живых, а кое-кто просто затерялся за долгие послевоенные годы: страна-то у нас огромная. И у Антона снова опускались руки: он все чаще подумывал, что никогда уже не сможет узнать правду…

Прошло еще полтора месяца. Зима закрутила основательно. Москву засыпали сугробы. Морозы стояли под тридцать градусов. Антон начал потихоньку