Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я села за музыкальный инструмент, чувствуя волнение. Краем глаза заметила на себе взгляды друзей и… Нет, только не сейчас об этом вспоминать. Отбросив все мысли, я надела маску безразличия. Вальс получался таким, каким должен: шутливым, подвижным и веселым. Я наизусть знала произведение, ведь когда-то играла его своей дочери. Надеюсь, ей нравилось, а также надеюсь, она сейчас слышала и вспоминала те времена. Мне противно от себя. Была бы Камиллой, пережила бы намного лучше данный момент. Ненавидела играть и одновременно вспоминать уютную детскую комнату в белоснежных и сиреневых тонах, где маленькая девочка в розовом платьице с голубым бантом и волнистыми черными волосами вальсировала с любимой куклой под игру матери. Малышка кружилась вокруг елки и рояля, смеялась звонким смехом. За окном светила луна, а я все играла и играла, глядя не в ноты, которые знала наизусть, а на девочку. На ту, что делала меня самой счастливой матерью в далеком прошлом; на ту, чье будущее покрылось тьмой. Ее карие глаза всегда будут для меня наказанием. Именно о ней я сейчас играла – о малышке, вальсирующей с куклой. Вскоре игрушка упала на пол, а по милому детскому личику потекли ручьем слезы, ведь мама бросила дитя, перестала играть любимую музыку. Она покинула комнату. Ушла навсегда.
«Не уходи, мамочка! Сыграй еще раз, пожалуйста».
Закончив на высокой ноте и открыв глаза, я услышала бурные аплодисменты. Я встала, поклонилась как положено, а потом вернулась обратно за стол к друзьям и имениннице. Парни подняли за меня бокалы, а подруги сыпали комплиментами.
– Спасибо за вальс, мама, – холодно поблагодарила та, что поклялась забыть обо мне и не называть больше так, но, видимо, не смогла, когда все остальные ушли танцевать, оставив нас наедине.
Влад приглашал на танец, но я отказалась. Сейчас было не до него.
– Ты видишь где-то здесь свою мать? – притворилась удивленной.
– Видела, а теперь ее уже нет. Она то появится, то снова исчезнет, как призрак, который блуждает между прошлым и настоящим.
Ее слова ранили, царапали сердце, заставив его сжаться, замедлить ритм.
– А еще подстраивает свою смерть, бежит от правды и прячется в собственных иллюзиях, а нас заставляет играть второстепенных персонажей, которые не двигают сюжет, а лишь остаются фоном.
«Не уходи, мамочка! Сыграй еще раз, пожалуйста».
После этих слов Марьяна встала из-за стола и ушла. Я лишь проводила ее взглядом, запивая больше не соком, а шампанским.
Этот вечер я представляла не таким. Меня не должна поедать совесть и вина! Я – Камилла, а не та, кто умер сто лет назад! Все в прошлом. В далеком и забытом прошлом.
«Почему ты бросаешь меня здесь одну, мама?»
«Ты не можешь просто так взять и уйти!»
«Не делай этого, прошу. Остановись!»
Голоса трех разных людей раздавались в голове, возвращая в ночь, когда я убежала от тех, кого любила и кому доверяла. Мое предательство никто не поймет. Его и не было, но все считали иначе. Заглушив рвущиеся воспоминания, я переключила внимание на Лилиану, которая разговаривала за столом с мужчиной. Его я видела впервые, но рассматривать и подслушивать их диалог хотелось меньше всего. Громкая музыка и крики давили на голову. Находиться здесь становилось невыносимо. Я пробежалась взглядом и увидела, как именинница с подругами вышли из ресторана. Интересно, куда они собрались? Да и где, кстати, Влад? Камилла бы тоже заметила тут что-то странное? Вполне возможно. Я в последний раз перевела внимание на Лили. Женщина ничего не контролировала и не следила за сценарием. Она слишком увлеклась работой, забывая про остальное в нашем театре.
Допив шампанское, я решила незаметно сматываться отсюда, оставив на столе записку:
«Спасибо за свободу, Лили! Твое время истекло. Настала моя очередь делать ход. К сожалению, финал нашей сказки пришлось поменять».
Ночь X
Новые проблемы
Когда я вышла из ресторана, Бен-Йорк уже погрузился в ночь, загоревшись разноцветными огнями. Небо было усыпано звездами, властвовала луна. Свежий прохладный ветерок подул в лицо, играя с волосами, пока взор был направлен на полумесяц. Засунув руки в карманы пальто, я медленной и собранной походкой пошла по широкой улице, слившись с толпой. Меня никто не знал, а если и догадывался, то внушал себе, что показалось. Я тоже раньше так делала, но спустя какое-то время поняла, что бессмысленно бежать от правды и прятаться в иллюзиях. Что бы мы ни внушали себе, рано или поздно придется принять реальность, от которой бежим.
Камилла мечтала оказаться в центре ночного города одна. Ее мечта сегодня сбылась. Перед ней предстал мегаполис во всей красе. Гигантские небоскребы; большие экраны, показывающие рекламу; строения разных форм; магазины, двери которых без конца то открывались, то закрывались. Ночью здесь кипела жизнь, но и опасность не покидала свой трон. Если сейчас в центре царила атмосфера жизни, пахло свежей выпечкой из ближайших кафе, доносились разговоры и детский смех, сигналы автомобилей, то в темных забытых переулках, где редко светили фонари и забрасывали строительства по каким-то причинам, поджидала на каждом шагу, притаившись во тьме, смерть. Мир не мог существовать только с одной стороной и дарить свет с теплом. Всегда найдется вторая сторона в чем-либо. Бен-Йорк – город бесконечных лабиринтов, которые выводили тебя либо в прошлое, либо в настоящее. Он запутывал в них, оставляя одного среди длинных улиц и старых заброшенных зданий, особняков и больниц. Он словно играл с путником, посылая новые препятствия в лабиринтах. Сначала все может казаться красочным, ярким и современным, но чем дальше будешь идти, тем сложнее выбраться из этой иллюзии. Говорят, не все туристы возвращались домой, особенно после ночных экскурсий. Кто-то пропадал без вести, кого-то находили мертвым в разных местах города. Я много раз натыкалась на печальные новости в газетах, которые иногда читала утром за столом Лилиана, но игнорировала, воображая, что там не писали об этом.
Бен-Йорк любил славу. Он занимал высокие позиции в рейтинге по массовости убийств и самых опасных городов мира. День проходил тихо и незаметно, а ночью просыпалась истинная сторона родного мегаполиса. Он отбрасывал серую маску, показывал иную, настоящую часть себя. Почти как в театре: сначала перед зрителями на сцене занавес, но,