Великан что-то прорычал.

— Каменная морда говорит, что теперь понял, чем пахнет: вонючим грифоном.

Разгневанный Кромби вытянул шею, расправил яркие перья и яростно закаркал.

— Как тебе понравится, если я решу эту проблему, ампутировав твой шнобель? — не замедлил перевести Гранди.

Великан раздулся, став еще массивнее и завыл.

— Оторву тебе башку, смелю в мелкую муку... — Голем еле поспевал переводить.

После таких любезностей противники некоторое время еще обменивались карканьем и ревом, и счастливый голем лихо обеспечивал перевод.

— Выйди и повтори, что сказал, тупая тыква!

— А ты что ж стоишь, крылатая мышь? Мой череп тверд, сломает тебе горб.

— Да твой череп треснет, когда ты хотя бы попытаешься думать! — прокаркал Кромби.

— Неужели все великаны говорят двустишиями? — спросил Бинк, когда противники сделали паузу для пополнения запаса оскорблений. — Или тут просто изобретение голема?

— Как пробка глуп сей мелкий шут, — изрек голем и тут же вспылил. — Кто здесь шут, лягушачья морда?

— Великаны бывают очень разные, как и все прочие существа, — подал голос Хамфри. — По-моему, этот настроен вполне дружелюбно.

— Дружелюбно? — удивился Бинк.

— Для великана, разумеется. Пожалуй, лучше будет войти.

— Из тех, кто смел, я супчик ел! — сообщил великан через голема.

Но грифон уже входил в дом, и хозяин неохотно посторонился.

Внутри было тесно и угрюмо, как всегда и бывает в жилище монстра. Яркий свет, бивший поначалу в дверь, теперь погас — по всей видимости, хозяин, по случаю появления гостей, зажег новый факел, но тот уже успел сгореть. Пол устилала подгнившая солома, вдоль стен располагались груды поленьев веревочного дерева, а над ярким пламенем очага в центре комнаты грязевым вулканом булькал котел. Ко всеобщему облегчению, никто не заметил обглоданных костей, и это немного ободряло. Биику никогда не доводилось слышать о великанах-вегетарианцах, но демон Бьюрегард, без сомнения, знал что говорит.

Поняв, что обмен оскорблениями и угрозами был в основном блефом, Бинк ощутил себя слегка уязвленным: вот, пожалуйста, его смог одурачить и этот добродушный монстр.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Ты жрать, потом спать. — Великан, конечно же, не понял его.

— Я — Бинк, а ты?

— Вкусный суп — спасибо, Хруп.

Великан сунул грязную волосатую пятерню в кипящий котел, пошарил в нем, зачерпнул горсть варева, плюхнул в щербатую деревянную миску и протянул Бинку.

— Ешь, Бинк.

— Да ведь он же хотел сказать, что его зовут Хруп, — догадался Честер. — Он предлагает тебе поесть. И у него, надо полагать, нет различия между обедом и ужином. Вся еда для него — «жрать».

— Ах, вот оно что... Э-э... спасибо, Хруп! — Благодарность, увы, получилась неуклюжей. «Вкусный суп — спасибо, Хруп» — теперь все понятно. Одновременно: предложение еды и ответ на вопрос об имени, а вовсе никакая не угроза. Итак, Хруп...

Бинк взял миску с похлебкой. Великан тем же способом угостил и остальных. Казалось, его огромная лапа совсем не чувствительна к жару.

Бинк с сомнением рассматривал свою порцию. Варево было слишком густым, чтобы его пить, и слишком жидким, чтобы черпать ладонью. К тому же, хотя и почти кипящее, оно не производило впечатления хорошо проваренного. Оно было темно-пурпурного цвета с зелеными вкраплениями, но пахло довольно приятно, и это обстоятельство примиряло даже с тем, что в миске плавала ошпаренная муха.

Честер оценивающе принюхался.

— Так это же пурпурный буиллон с зеленым ореховым деревом[1] — феноменальный деликатес! Но чтобы извлечь буиллоновый сок, необходим магический процесс. А уж ореховое дерево может добыть только сумасшедший зеленый эльф. Как ты смог с этим справиться!?

Великан улыбнулся. Эффект — даже в полумраке — оказался потрясающим.

— У меня есть эльф, он работает здесь, — зачастил голем.

Затем великан взял из поленицы полено, поднял его над котлом и стал выкручивать, как мокрое полотенце. В котел потекла тонкая струйка пурпурной жидкости. Выжав полено досуха, великан небрежно разделил его на волокна, из которых оно состояло, и швырнул их в огонь — они тут же вспыхнули.

Никогда Бинку не доводилось видеть столь откровенную демонстрацию грубой силы. Не желая обсуждать это, он выудил из миски муху, сунул пальцы в остывающую массу, достал похожий на крем шарик и осторожно положил его в рот. Он оказался изумительным на вкус!

— Никогда ничего лучшего не ел! — не удержался от восторженного восклицания Бинк.

— Бинк думал, что воняет. Теперь он запах знает! — прогрохотал польщенный Хруп.

Кромби отведал из своей миски и удовлетворенно каркнул.

— Можешь вонять сколько угодно — похлебка отменная! — перевел Гранди.

Хруп, весьма довольный после двойного комплимента, зачерпнул горсть кипящего варева и отправил прямо в огромный рот. Он облизал пальцы, съел еще несколько горстей. Когда гости очистили миски, великан снова их наполнил, и никто не стал возражать. В конце концов, какие магические микробы способны уцелеть при такой температуре?

После ужина компания расположилась на соломе. Все как будто были удовлетворены и собирались заснуть, но Бинка что-то упорно продолжало тревожить. И вскоре он понял причину.

— Хруп, у нашего племени принято оказывать услугу за гостеприимство. Что мы можем сделать, чтобы хоть как-то отплатить за ужин и ночлег?

— Совершенно верно! — поддержал Честер. — Может, тебе дров наколоть? Или что-нибудь другое сработать?

— Не надо слов, хватает дров, — пророкотал великан. И тут же шарахнул ребром ладони по полену, отчего оно разлетелось на щепки. Да, тут ему помощь явно не требовалась.

Кромби благодарно каркнул.

— Птичий клюв говорит, что может показать направление на что угодно. Чего ты хочешь, каменное лицо?

— Спать хочу, оттого молчу, — отозвался Хруп.

— Подожди, сперва мы что-то должны для тебя сделать! — настаивал Бинк.

— Ничего не надо, ваш хороший сон — награда!

Хруп захватил пригоршню соломы, стиснул ее в кулаке, а когда разжал пальцы, солома оказалась спрессованной — получился длинный прут, которым великан принялся ковырять в зубах.

— Мы не сможем ему ничего навязать, если он не хочет, — подытожил Честер.

— А может, он и сам не знает, чего хочет! — возразил Бинк. — Надо все же соблюсти обычай.

— Ты несомненно умная деревенщина, — сказал Гранди, выступая на сей раз от собственного имени. — К чему нарываться на неприятности?

— Тут дело принципа, —