не помогло бы тебе. Мою машину тогда выкрали. Я вернулась с отпуска, а машины в аэропорту не было, я думала, что ее взял Николай, мы тогда с ним поссорились, он улетел в Москву раньше, а я осталась в Алуште еще на день. Купила другой билет и вернулась. В аэропорту меня ждала полиция. А потом были все эти разбирательства, обвинения, сплетни. И все только потому, что автомобиль принадлежал мне. Гадость всякая. Но все это ерунда. Там девушка погибла, а парень в коме лежал. Сначала подозревали Николая, потому что он как раз прилетел с Крыма, но потом таксист подтвердил, что он вез Колю домой. Об аварии я мало что знаю. Только то, что соизволили сказать в полиции. Тайна следствия и все такое. Машину мою выкрали, попали в аварию, с места преступления скрылись. Вот и все. Больше я ничего не знаю.

— ты не интересовалась?

— интересовалась, конечно. — возмутилась Настя, потом хмыкнула — Но в подробности меня не вводили. Если честно, я очень боялась подробностей. У меня, наверное, слабая психика. Я видела ту девушку. На фотографиях. И я видела того парня. Он был такой…

— страшный?

— при чем здесь страшный? Он был несчастный. Его лицо было все изрезано стеклом. Мне было тяжело на него смотреть.

— где ты его видела?

— в больнице.

— ты ходила в больницу?

— да.

— зачем?

— понимаешь, — она тяжело вздохнула, собралась с силами и продолжила — когда я вернулась с курорта, меня в аэропорту встречала полиция. Для них я не была подозреваемая. Ведь у меня оказалось железное алиби. Во — первых я проживала в Алуште в гостинице, где меня видели, встречали люди, потом было зафиксировано когда я съехала. Во — вторых посадочный билет на самолет. В общем как подозреваемая я отпала, но все же, меня пригласили в полицию, опросили и рассказали, что именно произошло. Показывали фотографии погибшей девушки. В процессе дела я поняла, что на моей угнанной машине совершили аварию, в результате девушка погибла на месте.

— ее звали Зара. Зарема.

— я знаю.

— откуда?

— я устраивала ее похороны.

— ты устраивала ее похороны? — от удивления он привстал с дивана, но опять сел.

— да. В полиции мне сказали, что парень в больнице, а девушку до сих пор некому забрать и похоронить. И что там есть какая-то процедура похорон за счет государства, но я решила не дожидаться ее. Попыталась найти родственников, не нашла. Зарема оказалась детдомовской. Я сообщила в детдом. Кстати на похороны приходили ее учителя и кто-то из друзей.

Он слушал ее и переживал вместе с ней те ужасные дни. Он даже не догадывался, что ей тоже пришлось пережить тогда, год назад все то, что он пережил, выйдя из комы.

— А потом я пошла к парню в больницу. И ужаснулась. Не от его вида. Нет. От условий, в которых он находился. В реанимации одна медсестра на четыре палаты. Она не успевает за всеми присмотреть, обслужить. Я предложила врачу допустить сиделку для того парня, но он отказал мне, потому что не положено посторонним в реанимации находиться. В общем, я неофициально платила медсестрам, чтоб они были внимательнее. И ты знаешь, они действительно стали лучше за ним смотреть. Когда приходила, он всегда был чистый, умытый, свеженький, ну это если не смотреть на его раны. А потом случилось ужасное.

— что?

— я пришла, а мне сообщили, что его будут отключать от питания, искусственной вентиляции легких. Представляешь? Врачи не видели смысла в его существовании. Там еще повлиял тот факт, что у него нет родственников и никто не был против. И показателей улучшения здоровья не было. Нет динамики, говорили врачи.

Она замолчала, собираясь с мыслями. Шмыгнула носом и вытерла глаза от слез. Она смотрела не на него, а в пустоту комнаты, заново переживая те дни.

— я сначала просила и умоляла, потом ругалась и требовала, чтоб его не отключали, но мне говори, что результата положительного можно ждать годами, а его может и не быть, и, что нет смысла мучить его в таком состоянии. На меня давили тем, что он мучается. Я тогда посмотрела на него и поняла, что он не мучается, а собирается с силами, чтобы выйти из комы. Я попросила несколько дней. Благодаря своим знакомым и друзьям, за три дня я дошла, начиная от медсестер, до министра. И мне пообещали не отключать его еще месяц. Я тот месяц жила одними молитвами, чтоб парень пришел в себя. За несколько дней до положенного срока я пришла в больницу, уверенная, что опять пойду по тому же пути просьб и уговоров. Но меня обрадовали. Парень пришел в себя и сбежал из больницы. Ты не представляешь, как я радовалась за него.

— а ты говоришь, у тебя слабая психика. Это не так. Ты столько всего сделала. Я не могу поверить. Значит, я жив, только благодаря тебе.

— Это не ты. — она наконец посмотрела на него — Я видела того парня.

— я.

— нет.

— я. Когда доктор сказал мне, что Зара погибла, я ушел из больницы, полный сил. Меня питала ненависть и желание мести.

— как это ужасно — грустно сказала она и подумала «Боже, как это тяжело, как это ужасно. Я растоптана. На душе тяжело, как будто меня растоптал самый светлый на земле человек, предал и уничтожил».

— что именно?

— ты пришел ко мне в дом, чтобы отомстить мне за смерть Заремы.

— я не только к тебе шел в этот дом.

— ты лег со мной в постель, зная, что я могу быть причастна к той аварии — она опустила глаза, стараясь не заплакать в голос, но слеза по щеке все же покатилась.

— нет. То, что это не ты, я понял с первой минуты. Ты не могла. — он встал и подошел к ней — если бы ты мне не нравилась, я бы не лег с тобой в постель.

Он сел рядом с ней и обнял ее. Она не отстранилась, но радоваться его нежным чувствам не стала, она смотрела прямо перед собой и пыталась собрать себя разочарованную и растоптанную, привести себя в подобающий человеческий вид. Из кучи в женщину. Как тяжело.

— Спасибо.

— за что?

— за то, что год назад в больнице не позволила отключить аппараты. Ты спасла мне жизнь. Если бы я тогда об этом знал, то никогда не пришел к тебе в дом с желанием отомстить. Я бы пришел отблагодарить.

— почему тебе не рассказали подробности расследования?