– О да, – кивнула я. – Генри – это что-то с чем-то. Тамара, а вы не знаете, когда она уберется обратно во Францию?

– Когда руководители концерна «Шато» посчитают ее миссию выполненной.

– А нельзя ли ускорить процесс? Пусть ваш муж внушит партнерам мысль, что, заслав к нам Генриэтт, они уже достаточно поквитались с русскими за Наполеона. И девушка может ехать домой с чистой совестью.

– Ах, Юля! Мой муж утверждает, ее помощь неоценима.

– Да она даже языка не знает! – возмутилась я. – Какой от нее прок!

– О да. Эта курица вряд ли разбирается в технологиях быстрой заморозки. Путешествуя по областным филиалам «Фросткома», она скорее выполняет роль экскурсантки. Однако каждую неделю отсылает во Францию бодрые отчеты. И это радует владельцев «Шато»: они полагают, что жестко контролируют своих российских партнеров.

– Французы тешат самолюбие, а мы, бедные русские девушки, страдаем! – с горечью воскликнула я. – Если дела обстоят именно так, то Генри не отзовут домой никогда. А я не хочу видеть ее рядом с моим Никитой!

– А я – с моим!

Я проводила Тамару взглядом – она села в «Ауди-ТТ» и умчалась прочь, ловко маневрируя в потоке автомобилей. Атрибуты успешности и богатства, предмет вожделения миллионов людей, не делали ее более счастливой, чем я. Она передвигалась на крутом автомобиле, я преимущественно на маршрутках. Ее маникюр стоил больше, чем весь мой наряд. Но у нас была одна и та же зубная боль – Генри.

Я вытащила из пачки новую сигарету, прикурила. Самозабвенно затянулась и подняла глаза.

Упс.

О нет…

В трех метрах от меня стоял Никита. Выражение его лица почему-то мне не понравилось. Шестое чувство подсказывало: сейчас меня будут бить.

Вероятно, ногами.

Моя тщательно скрываемая тайна была раскрыта. Преступление, совершаемое ежедневно на протяжении многих месяцев, разоблачено. Мое безволие и слабохарактерность стали достоянием гласности. О да, я так и не бросила курить. Вместо того чтобы бороться с вредной привычкой, я изощрялась в конспирации. Как талантливо и искусно прятала сигареты! Сколько энергии вложила в разработку приемов, избавляющих квартиру от запаха дыма! Двигалась, можно сказать, прямым курсом к Нобелевской премии…

А надо было просто отказаться от курения.

Никита верил – я сумела это сделать.

О боже, что теперь будет?!!

– Так ты обманывала меня все это время?

– Милый, я…

– Постой, я не могу понять. Все это время ты водила меня за нос?

– Прости, прости, это только одна-единственная сигаретка, – жалко проныла я, съеживаясь под взглядом любимого. Торопливо раздавила окурок в пепельнице. Никита сморщился – то ли от боли, то ли от отвращения…

Ах, конечно! Я била все рекорды лживости: в пепельнице валялись еще четыре окурка с таким же перламутровым ободком.

– В чем еще ты меня обманываешь? – ледяным тоном поинтересовался Никита. Повеяло морозной стужей. Я вдруг явственно ощутила, как между нами вырастает стена, – голоса зазвучали глуше, изображение потускнело.

– Ни в чем! Никита, поверь!

– Знаешь, теперь – не получается.

– Ну прости!

– Простить? Да я ошарашен! В голове не укладывается.

– Ну, я не смогла. Не получилось! Но я же не одинока! Тысячи людей пытаются бросить курить и терпят фиаско. Пожалуйста, прости меня.

– Плевать на остальных, главное – ты все это время ловко маскировалась! Так хитро!

– Ну, я слабая, безвольная… Да, я пряталась и курила. И сама себе была противна.

– А теперь ты мне противна.

Я застыла на месте, потрясенная подобным признанием.

Ничего себе заявление!

– Как изобретательно ты меня обманывала! – горестно воскликнул Никита. – У меня и мысли не возникало, что все это время ты продолжаешь курить. Я просто идиот, и ты с легкостью обвела меня вокруг пальца!

В груди что-то оборвалось, упало вниз, рассыпалось. Наверное, это было мое сердце, заледеневшее от слов Никиты. Когда любимый смотрит на тебя с явным отвращением, как на протухшего зловонного моллюска, то испытываешь очень сильные чувства.

Нет, мы не можем навсегда поссориться из-за каких-то двух тысяч сигарет, тайком выкуренных мною! Подозреваю, дело не в сигаретах и не в моем двуличии. В любой другой момент Никита отнесся бы к ситуации с юмором. Он бы обязательно выискал дополнительный резерв снисходительности и дал мне еще один шанс исправиться.

Просто теперь ему нет смысла возиться со мной.

У него Генри.

Не добавив больше ни слова, Никита развернулся и направился к автомобилю.

– Ну пожалуйста, прости меня! – в последний раз жалобно простонала я.

Но он не обернулся.

Это финиш.

Спокойной ночи, малыши.

Бесславный конец нашей сказочной истории.

Я уткнулась лицом в ладони и всхлипнула. Истерику еще можно было бы предотвратить, но я вдруг представила, как Никита собирает чемоданы, и зарыдала от души.

Получив в гардеробе белую накидку и напялив синие бахилы, я отправилась в третье кардиологическое отделение. Мне бы и самой сейчас не помешала капельница – после трагического столкновения с Никитой сердце болезненно сжималось. Но цель визита в больницу была иной – решила проведать Ирину и Дениса Трофимовича.

С отцом Льва я виделась только один раз – на свадьбе. Мощный, живописный старик с седой шевелюрой. Если Лев унаследовал от папули не только габариты, но и качественный волосяной покров, становилось неясным, зачем наш мальчуган с таким маниакальным упорством избавляет череп от растительности. Я еще ни разу не видела Льва волосатым, максимум – с пятимиллиметровой щетиной.

Увижу ли еще?

Каким угодно – лохматым, бритым, – только бы живым!

Неизвестно…

Ирина вышла из палаты в желтых резиновых перчатках, с ведром и шваброй.

– О, Юлечка, привет! Подожди немного в коридоре. Сейчас еще разок пройдусь чистой водой и постельное белье поменяю.

Вероятно, за год жизни во дворце в окружении домработниц и кухарок подруга не утратила основных навыков самообслуживания.

– Что ты корячишься? Заплатила б санитарке, она бы помыла.

– Отличная идея, – ответила Ирина. – Проблема заключается в том, что тут нет санитарок. Вообще. Ну, ты посиди, отдохни. Какая-то ты замученная.

Еще бы!