– Знаешь, что было бы для него самым страшным наказанием? Гораздо более худшим, чем то, что уже свершилось? Увидеть тебя вот такой. Крушение всех идеалов и надежд. Верная и непорочная красавица… Ему ты бы тоже изменяла, если бы успела стать женой?

Лучше бы он ее ударил. Саша отшатнулась, впечатываясь затылком в стену, и не сдержала вскрика, вызванного внезапной болью, такой сильной, что даже в глазах потемнело на мгновенье. Возникло наивное, полудетское желание потерять сознание, забывая обо всем услышанном. И очнуться совсем в другом месте, в привычном, пусть и бесцветном мире, где никто не тормошил, заставляя выбраться из своего панциря, намеренно не терзал сердце и не стремился зацепить каждым словом. Как же все это противно! Просто до омерзения! А ведь Дмитрий даже не представляет, насколько сильно ошибается. И она ни за что на свете не стала бы изменять любимому. Помыслить о таком не смогла бы. Пока Филипп был рядом, для нее не существовало других мужчин, а когда все внезапно закончилось, тоже не получалось думать ни о чем подобном. До появления этого странного человека, вызывающего настолько противоречивые чувства.

– Ну-ну… правда – еще не повод плакать, – Макеев улыбнулся, подбирая кончиком пальца соскользнувшую с ресниц каплю. – Это твоему мужу впору рыдать, что не сумел удержать такую женщину.

Он не мог видеть, как ее рука взметнулась, чтобы снова обрушиться пощечиной, но перехватил запястье у самого лица. И рассмеялся.

– Это уже становится традицией, хоть и недоброй. И почему ты решила ударить меня сейчас? Я сказал что-то неверно?

– Все неверно…

Удержать слезы не получилось, и от побежавших по щекам тонких дорожек защипало кожу. Сильные пальцы все еще удерживали ее руку, не позволяя вырваться, однако не причиняя при этом боль.

– Пусти…

– Куда? – он лишь сильнее сжал запястье. – Побежишь плакать на груди у мужа? Пожалуешься на несостоявшегося любовника? Хотел бы я посмотреть при этом на выражение лица твоего супруга!

Ее душил стыд. Зачем позволила так много? Для чего пошла на поводу у собственной слабости, от которой теперь тошнило? Как могла подпустить его на такое расстояние, что обнаженным оказалось не только тело, но и душа?

Мужчина вдруг запустил свободную руку ей в волосы, безошибочно определяя место ушиба. Мягкое, бережное касание пальцев слишком сильно напоминало ласку, и Саша невольно откинулась назад, прижимаясь головой к его ладони. Понимала, что надо освободиться, сбежать, но ничего не могла с собой поделать, отчаянно мечтая хотя бы о крохе украденного тепла. И когда он вдруг надавил ей на затылок, заставляя податься вперед, не сумела воспротивиться. Уткнулась ему в плечо и зарыдала, уже не сдерживаясь, давясь и захлебываясь собственными всхлипами. Руки Макеева сомкнулись на спине, будто баюкая, как уже давно никто не делал. С самого детства.

Дмитрий опустился на стул, потянув ее за собой и устраивая на своих коленях. Так и не разжал объятий, прижимая к себе еще сильнее. Ткань одежды глушила рыдания, но сдержать дрожь во всем теле не выходило.

Он попросту ее пожалел, но каким же приятным оказалось это ощущение! Саша не испытывала ничего подобного никогда прежде. Пока объятья Филиппа были доступны, у нее не было повода для слез, а Павла всегда старалась касаться как можно реже. Но теперь, чувствуя себя слабой, впитывая столь очевидное мужское воздействие, хотелось продлить такие мгновенья как можно дольше. Она впервые за долгое время была не одна, хотя обнимающий ее человек слишком мало напоминал утешителя. Но молчал, удерживая в кольце своих рук, а другие действия, как и слова, сейчас были не нужны.

Время словно замедлило ход, и Саша очень долго просто сидела, боясь пошевелиться и нарушить такой хрупкий покой, подошедший внезапно слишком близко. Воспаленные от слез глаза саднило и удерживать их открытыми было все сложнее, веки потяжелели, а мучительные мысли сменились каким-то туманом. Как будто она была пьяна и оттого теряла связь с реальностью.

Макеев вдруг поднялся, подхватывая ее на руки, и прежде, чем Саша успела как-то на это отреагировать, толкнул плечом дверь в углу кабинета. Они оказались в крохотной комнатенке, где раньше не приходилось бывать, почти утонувшей в темноте из-за закрытых жалюзи. Из мебели там находился лишь небольшой шкаф и диван, к которому и шагнул мужчина. Неожиданно вспомнились его слова о юбке и чулках, которых она не надела. И о столе в кабинете… Холодные от слез щеки вмиг заполыхали.

– Ты же собирался… – выговорить это не получилось, и приготовленная колкость так и осталась не озвученной.

Дмитрий чуть улыбнулся, опуская ее на диван.

– Тебе надо отдохнуть.

Разжал руки – и тут же показалось, что кто-то распахнул окно и впустил в комнату злой зимний ветер. Саша поежилась, поднимая глаза на мужчину.

– Не уходи… Мне холодно.

Потом она пожалеет, непременно раскается, что допустила подобную вольность, ища поддержки у постороннего человека, но сейчас просто хотела ни о чем не думать, укутаться в его присутствие и действительно уснуть.

Дмитрий помедлил несколько секунд, потом опустился рядом, позволяя уткнуться ему в грудь. Снова обнял, возвращая утраченное тепло, запустил ладонь в волосы, притягивая вплотную и замер, не говоря ни слова. Просто лежал, прислушиваясь к ее дыханию, сначала неровному из-за все еще прорывающихся всхлипов, постепенно стихающему и, наконец, едва различимому. Морщась от неудобной позы, позволил себе пошевелиться, лишь когда убедился, что женщина в его руках уснула. Осторожно встал, покинул комнатку, чтобы через минуту вернуться с влажным полотенцем в руках. Склонился над Сашей, вытирая потеки туши на лице. Сон был глубоким, а его касания – почти невесомыми, и женщина даже не пошевелилась. Опять напряженная, как тогда, ночью, в квартире, оставшаяся дежурить возле больного начальника. Плотно сжатый рот, морщинка между бровями, стиснутые в кулаки пальцы. И снова замерзла: руки ледяные, а колени подтянула к животу, пытаясь свернуться в клубок.

В шкафу было покрывало, не особенно теплое, но все же лучше, чем ничего. Он укутал женщину, и Саша тут же вцепилась руками в край ткани, натягивая на себя, но при этом не проснулась. Казалось, даже не дышала, – застыла в одной позе, погрузившись в только ей ведомый мир. В комнате стало еще темнее – зимний вечер начинался слишком рано. Пора было возвращаться к работе, но Дмитрий, забыв о времени, стоял над распростертой на диване фигуркой. Все получалось совсем не так, как ему виделось. Девчонка так ничего и не поняла. Не захотела услышать. На нее не