– Еще как, – отвечали сослуживцы, которым он изрядно надоел.

Но обижать Толю никто не хотел: был он хоть и странным, но невредным. Да и медицинский спирт играл свою роль: иногда хотелось полакомиться им после надоевшего шила. Хотя нет. Шило надоесть не может. Так что меркантильные причины можно убрать. Но все равно: медицинский – он сладенький.

Да, еще одна маленькая деталь. В те времена уйти с флота было совсем непросто. А потому желающие снять погоны изгалялись кто во что горазд.

…Воскресный день никаких неприятностей не предвещал. Все неприятности уже случились: вместо того, чтобы получить давно заработанный выходной, старшему лейтенанту Лобановскому пришлось подменять заболевшего коллегу. Но никаких мероприятий в гарнизоне не намечалось, поэтому дежурный по политотделу флотилии был намерен почитать книгу и подремать всласть.

Увы. Не сложилось. К обеду в штаб нелегкая принесла члена Военного совета. Что уж он собирался делать в своем кабинете в воскресенье, Лобановский даже не догадывался, а объяснить ему свой приезд контр-адмирал не удосужился. Просто кивнул в ответ на доклад и сообщил, что будет у себя.

– Ясен пень. Было бы странно, если бы вы были у меня, – смело ответил старший лейтенант. Про себя, естественно.

А еще через час в кабинете дежурного по политотделу раздался телефонный звонок.

– Зайди, – коротко бросил адмирал.

В приемной ЧВС сидел Деревяненко. Лобановский на ходу пожал ему руку.

– Видел? – мотнул головой в сторону приемной начальник политотдела флотилии.

– Видел, товарищ адмирал, – подтвердил дежурный. Он не стал рассказывать адмиралу, что видит капитана медслужбы почти ежедневно.

– Попросил немедленно принять его. Сказал, что вопрос очень важный, – задумчиво произнес ЧВС. – Политический, говорит. Ладно, послушаем. Зови.

Деревяненко вошел в кабинет, представился.

– Давайте сразу к делу, – не стал тянуть резину адмирал. – Говорите.

– Видите ли, – слегка замешкавшись, начал капитан медицинской службы, поэт и публицист. – Я хотел бы, чтобы вы, товарищ контр-адмирал, как член Военного совета флотилии и начальник политотдела ознакомились с моей докторской диссертацией по философии и стали моим официальным рецензентом.

Товарищ контр-адмирал был опытным политработником, к тому же совсем не глупым. Да-да, такое тоже случалось в советском военно-морском флоте, хоть, к сожалению, и не слишком часто.

– А вы кандидат философских наук? – с неподдельным интересом уточнил он у медика.

– Нет, – честно ответил тот. – Но мне степень доктора присвоят honoris causa.

– Это что, болезнь такая, типа гонореи? – не удержался от вопроса Лобановский.

– Нет, – успокоил эрудированный адмирал. – Это значит – за заслуги.

– Кстати, за какие именно? – обернулся он к Деревяненко.

– Я нашел ответ на главный вопрос фундаментальной философии как науки, – гордо произнес Толик. – Я вывел новое определение смысла жизни.

Похоже, беседа начала забавлять ЧВС. Он сел в кресло и поинтересовался:

– И в чем же состоит, по вашему мнению, смысл жизни? Если в двух словах?

Но Деревяненко не повелся на адмиральское дружелюбие:

– Я бы хотел, чтобы вы прочли все сами.

– Ну, давайте, – вздохнул контр-адмирал.

Анатолий достал из портфеля роскошно переплетенный в ледерин том.

«У нас делал, – автоматически отметил про себя его тезка. – Вот почему переплетчики вчера опять пьяные были».

Тут он был абсолютно прав. В те времена и в том месте переплести диссертацию можно было только в «Подводнике Заполярья». Ну а с универсальной флотской валютой у медика, конечно, никаких проблем не было.

На темно-зеленой обложке золотыми буквами было вытиснено: «Анатолий Деревяненко. Диссертация на соискание степени доктора философских наук. Город Мурманск-150».

– Хм, – кашлянул ЧВС. Вообще-то, название нашего города всуе упоминать не годилось. Но тут уж было не до мелочей.

На титульных страницах все было как обычно. Адмирал быстро перелистал их. Открыл основной текст. И замер.

Лобановский тихонько заглянул через его плечо. На листе было написано следующее:

«Новое определение смысла жизни.

Жить – это значит все время быть коммунистом».

И – все. Больше – ни слова.

– Ну как, – безмятежно поинтересовался Деревяненко. – Будете моим рецензентом?

– Обязательно буду, – медленно произнес адмирал. И повторил: – Буду. Обязательно.

После того как медик вышел, ЧВС достал из сейфа бутылку коньяка, налил в две рюмки и восхищенно покрутил головой:

– Всякое видел. Но этот либо гениально издевается над нами – попробуй только сказать, что он в чем-то не прав, либо гениально от службы косит. В любом случае – крут.

Видимо, адмирал не стал медлить с рецензией. Пару месяцев Деревяненко в гарнизоне не видели. Наверное, диссертацию защищал.

А потом снова появился. С экипажа его списали, торчал в штабе и в редакции. Ждал приказа. Но, как обычно, бумаги шли долго.

И тут Толик снова отметился.

…Экипаж, в котором он раньше служил, уходил в море. Слова все сказаны. Швартовы отданы. Буксиры дали ход, и между пирсом и бортом стала расширяться полоска воды. В этот момент раздался крик:

– Стой! Стой! Пакет из штаба дивизии!

На пирсе и на рубке – немая сцена. Все знают, как относятся моряки к приметам, да еще и в момент выхода…

Но делать нечего. Притормозили буксиры. Передали пакет командиру. Тот его вскрыл. Рев капитана первого ранга был слышен в каждом уголке базы.

Если коротко перевести то, что летело с мостика, на литературный русский, получится следующее:

– Деревяненко, сука, молись, чтобы тебя уволили до моего возвращения. Лично пристрелю…

А потом над сопками эхо долго повторяло завершающий диагноз, поставленный Толику бывшим командиром:

– …рас… ас… ас…

В пакете лежал лист бумаги, на котором было начертано:

«Даю добро на выход. Капитан медицинской службы Деревяненко».

Перепуганный молодой матросик на допросе с пристрастием, учиненном в дивизии, признался, что пакет ему у штаба передал какой-то офицер и потребовал срочно передать командиру уходящей лодки. На очной ставке морячок уверенно опознал не слишком трезвого Деревяненко.

На этот раз даже рецензия ЧВС не понадобилась: и командир дивизии, и командующий флотилией знали, что капраз свое слово держит твердо, поскольку командир он был правильный. Так что уже на следующий день – от греха – Толик в сопровождении начальника политотдела дивизии убыл в Мурманск.