С камбуза поступает доклад о готовности ужина. Тут же в центральном посту появляется доктор Ломов и следует на камбуз контролировать раздачу. Никто не получит ни грамма еды, пока доктор собственноручно не проверит чистоту бачков, посуды в отсеках и лично не убедится, что у дежурных-бачковых чистые руки. От Ломова мы узнаем, что на ужин будет отбивная из воблы в соусе «а-ля кебаб», гороховая запеканка со шпротами и хрустящими криспами и десерт из топленого шоколада. К чаю будут поданы изумительные, глазированные шоколадом сухари. После озвучивания меню мне захотелось отлучиться и потошнить.

Но прием пищи на этот раз не состоялся, и все вышеперечисленные изысканные блюда оказались невостребованными. Впрочем, никто об этом особо не переживал. Очередной доклад акустика заставил командира встрепенуться и отложить разлохмаченную половинку журнала. На выходе из залива началось интенсивное движение.

И вот командир уже сам склонился к «Каштану» и отдает команды:

– Акустик, классифицировать контакт!

– Учебная тревога!

– Штурман, развернуть БИП, приготовиться наносить данные на планшет!

– Механик, что у нас с батареей?

– Торпедный электрик, приготовить систему к вводу данных!

– Начальник РТС, быстро посмотреть гидрологию, определить глубину слоя скачка!

– Батон! Пошел на хер! Не до тебя теперь, дружище!

Последнее было сказано коту Батону, привычно запрыгнувшему к командиру на колени.

Мне же, как обычно, когда начинается самое интересное, приходится покидать центральный пост и спешить в свой отсек. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь, по тревоге мое место именно там. С надеждой я смотрю на командира (может, оставит постажироваться еще?), но нет, ему уже не до меня. Сейчас необходимо быстро определить курсы и скорости целей, классифицировать их. Если окажется, что это порученная нам авианосная ударная группа, то быстро надо принять решение – каким оптимальным путем и на какой глубине начинать слежение. Для этого в центральном посту развертывается так называемый Боевой информационный пост (БИП). Звучит солидно, но на самом деле это выглядит так: сидят штурман и помощник командира со специальными планшетами на коленях и по данным гидроакустика наносят на планшеты пеленги на цели. Путем несложных вычислений они определяют курсы и скорости кораблей противника. Командир сравнивает их данные с данными, выработанными автоматом торпедной стрельбы, усредняет и утверждает генеральный курс цели. После чего принимает решение, каким курсом и с какой скоростью следовать нам.

Прибыв к себе, я тут же доложил:

– Седьмой отсек к бою готов!

Никакого боя, конечно, не предвиделось, но форма доклада после объявления тревоги подразумевает вполне определенный набор слов и фраз. Приняв доклады из отсеков, к экипажу обратился командир. Он радостно сообщил, что из базы наконец-то началось движение АУГ, что пока в ее составе насчитали восемь кораблей, но их наверняка больше, что сейчас мы их будем догонять, поэтому попросил всех держаться покрепче и пристегнуть ремни. Также он сообщил, что в случае войны жить бы этой несчастной АУГ оставалось считаные минуты, но в мирное время мы добрые и позволим супостатам продолжать плавание под нашим бдительным надзором, разумеется.

Наконец началась та работа, ради которой мы, собственно, и болтались здесь почти месяц, терпя вышеперечисленные трудности и лишения. Акустиками был установлен прочный контакт с основными целями. Сделать это было, впрочем, совсем нетрудно, потому как уже через час мы могли собственными ушами выделять из шумов моря мелодично звучащий аккорд, складывающийся из пения винтов множества кораблей. Эскадра двигалась прямо на нас, и срочно следовало решать: либо выходить из полосы обнаружения, либо ложиться на грунт и пропускать корабли над собой. После недолгого раздумья командир выбрал второй вариант. Он был хорош тем, что не требовал дополнительных маневров с увеличением скорости хода до полного, что неизбежно вело к излишней потере заряда аккумуляторной батареи. Останься мы как есть, на своей глубине, возникала опасность обнаружения нас сонарами противника; находясь же на грунте, наша небольшая подводная лодка сливалась с рельефом дна и становилась невидимой.

Глубина места вполне позволяла осуществить задуманное, и командир, не мешкая, приступил к действиям. С ювелирной точностью многотонная махина подводного корабля опустилась на морское дно и замерла в ожидании. Гул надвигающейся армады с каждым мгновением нарастал. Я вновь попытался представить себе, что сейчас может твориться за бортом. Живое воображение тут же нарисовало довольно реалистичную картину. Я воочию увидел нашу подводную лодку, лежащую на грунте. Вокруг было темно, почти черно, но в призрачных всполохах различалась белая горизонталь ватерлинии, в носу серебристо поблескивали обтекатели гидроакустических станций и едва угадывались очертания рубки посередине. Обратив взгляд к поверхности, я увидел бледный, едва различимый сквозь толщу воды, зыбкий блин луны и надвигающиеся на него огромные черные тени. Это над нами уже проходили корабли противника. Звонко и жестко, словно ремнем с оттяжкой, принялись стегать по корпусу подводной лодки мощные посылы их сонаров. Гармоничный ранее аккорд превратился в какую-то джазовую бессмыслицу. В рундуке на верхнем ярусе тоненько задребезжала посуда. Мы знали, что обнаружить нас на такой глубине, а тем более раздавить днищем даже самой немыслимой осадки авианосцу было не реально, но все равно возникало неприятное ощущение незащищенности перед таким монстром. От одной мысли, что в данный момент прямо над тобой находится плавучий остров-аэродром массой в сто тысяч тонн с экипажем в несколько тысяч человек, становилось как-то беспокойно и неуютно.

Но вот джазовая какофония стала замолкать, хлесткие плети сонаров прекратили лупцевать корпус подводной лодки. Подождав немного, мы снялись с грунта и двинулись за кораблями противника, время от времени меняя глубину для лучшего гидроакустического контакта. Оставаясь недосягаемыми для сонаров кораблей охранения, мы цепко держали авианосец в своих руках и, незамеченные, следовали по пятам.

Сначала все складывалось удачно. Отойдя от побережья Филиппин на 50 миль, эскадра как по заказу застопорила машины и с рассветом принялась отрабатывать боевые упражнения. Нам же именно это и было нужно. С авианосца один за другим, как с конвейера, стали взлетать самолеты. Они кружили в небе парами, тройками, пятерками, выполняли фигуры высшего пилотажа, выходили в учебную атаку на свои корабли охранения. Те в свою очередь отрабатывали элементы ПВО, противодействие массированному нападению авиации. Короче, дел всем хватало. Хватало дел и нам. Высунув из-под воды кончики антенн и время от времени на краткие мгновения (чтобы не засекли) поднимая перископ, мы собирали максимум информации. Все записывалось на катушечный магнитофон. Все, что было закодировано и зашифровано, также записывалось на специальные носители информации. По приходе в базу дешифраторов-криптографов ждало море работы.

Всю ночь и весь следующий день американцы, а следовательно, и мы занимались тем же. Вот где сыграла свою положительную роль вялотекущая расслабленность последних дней, когда было «спи – не хочу» и все успели выспаться на неделю вперед и отдохнуть. Такая круговерть продолжалась четыре дня. Спать практически не приходилось. Наконец-то и у прикомандированного от штаба разведчика появилась возможность показать себя во всей красе.