Театральным было и появление Сабазия – как он ворвался в дом, выкрикивая что-то яростно-злое на непонятном наречии, ворвался и тут же исчез где-то в аллеях, обсаженных кипарисами.

Уже не театральное, а цирковое действо было в том, как выволокли из подвала палача, как он визжал и отбивался чем-то жутким, металлическим, в засохшей крови, от наседавших на него воинов. В конце концов его скрутили, и тогда он снова визжал как свинья и умолял не убивать его, рыдал, бился в истерике и выкрикивал восхваления Траяну, уверенный, что, пока он славит наилучшего принцепса, его не убьют. Ради смеха его отпустили, и он полз к Адриану на коленях, целуя мраморные плиты. И уже совершенно ничего театрального не было в том, как вынесли на руках из подвала военного трибуна. Тело его напоминало восковую куклу – руки безвольно заламывались, голова, запрокинутая, мела волосами мозаичный пол. Кончики пальцев превратились в сплошные кровавые язвы. Кое-где под ногтями так и остались торчать загнанные щепы. Правая нога напоминала красный раздутый сапог… Адриан не сразу понял – что до середины голени кожа покрыта чудовищными волдырями, и многие из них полопались.

– Он жив? – спросил Адриан, невольно облизнув губы.

– Кажется, да, – отозвался не очень уверенно лекарь.

– Кто-нибудь ускользнул?

– Один человек… тот самый бывший кулачный боец Амаст, – шепотом сообщил Адриану Зенон. – Как-то он заметил, что твои люди окружают дом, и успел выскочить в сад. Похоже, был еще один выход из подвала, о котором знали немногие.

– Так ловите!

– Уже ловят, господин…

– Гермоген! – обратился Адриан к лекарю-греку. – Военный трибун не должен умереть!

– Не умрет, господин… его тело выносливо и справится с ранами…

– Где Амаст! Взять Амаста живым! – в следующий миг гремел голос Адриана в обширном саду за домом.

Но приказ запоздал. Амаста так и не нашли. И не взяли. Обыскали дом. Ни донесений, ни пергаментов, ни особых знаков. И все же театральное действо сработало. Один из актеров знал чуть больше, чем положено знать деревянным фигуркам. А деревянные фигурки боятся огня.

* * *

Пока люди Адриана метались по саду в поисках Амаста, Сабазий спустился в подвал, где пытали Приска. Здесь, на каменном полу, он долго сидел, сжимая в руке медный амулет в виде груженного мешками кричащего ослика и вдыхая запах горелого мяса. Вдыхал и касался пальцами изуродованной щеки. Пять лет назад его пытали в этом подвале. И он знал, что подземный ход за неприметной дверью, которую никто не удосужился открыть, ведет в сад – в аллею с кипарисами.

Человек, который сломал ему жизнь и изувечил лицо, час назад убежал этой дорогой. Он сказал Сабазию свое имя. Он обожал называться своим жертвам, чтобы те знали, кого им проклинать перед смертью. Но несмотря на бездумную дерзость, этот человек всегда ускользал. Когда-нибудь Сабазий его все равно настигнет. Когда-нибудь – когда придет время.

* * *

Адриан велел привести захваченного хозяина дома к себе во дворец и подержать одного в комнате часа два под охраной. Пить не давать. Вообще ничего не давать – только караулу греметь оружием да топать калигами по мрамору. Спустя два часа пленника вывели в перистиль. В колоннаде не поставили охраны – лишь Зенон, как всегда, находился подле Адриана.

Телохранители, введя пленника со связанными за спиной руками, удалились. Не было в этот момент в перистиле и секретаря наместника, который обычно записывал все происходящее особой скорописью. Адриан велел принести себе лишь немного вина с горячей водой.

Пленник стоял перед ним на коленях, изредка мелко вздрагивая. Шелковая одежда его была разорвана, но сам он не пострадал – если не считать пары синяков и царапины на щеке.

– Итак, расскажи о себе, – велел Адриан почти дружелюбно.

– Я – Каллист, господин, – охотно заговорил хозяин, – вожу в Рим дорогие шелка, есть у меня друзья и в Петре, и в Хатре, и в Селевкии на Тигре. Многие из них являются ко мне в дом и останавливаются на несколько дней. Так и этот ужасный Амаст, что пленил твоего трибуна, прибыл ко мне из Селевкии и остановился погостить. О том, что он задумал, что слуга его – ужасный палач, я и понятия не имел, сиятельный!

Каллист говорил с таким жаром, так стонал, так ломал руки, что впору и ему было выступать в каком-нибудь театре.

– И что же – ты не заметил, что к тебе в дом привезли связанного римского гражданина, военного трибуна! Что в подвале пытают человека, ты тоже не заметил. Видимо, дикие крики и запах горелого мяса – обычная вещь в твоем доме?

– О нет, господин… Нет, нет, нет! Как я мог заметить это ужасное злодеяние, если в столь ранний час еще сладко почивал и ничего не слышал и не видел! – с отчаянием воскликнул Каллист.

– Если ты спал… – Адриан сделал долгую паузу, – то откуда узнал, что трибуна привезли именно в ранний час, а не в глухую полночь? Я, когда спрашивал, время тебе не назвал.

Каллист побледнел так, что стал белее колонн из афродисийского мрамора, что украшали внутренний перистиль.

– О, сиятельный… – простонал он. На миг запнулся, закатил глаза… – Ну конечно же… за миг до твоего прихода мой управитель, глупый лентяй, наконец-то доложил мне, что на рассвете Амаст привез какого-то человека и спрятал в подвале. И управитель мой – я же сказал, глупый он, каких поискать, подозревает, что человек этот – свободный, и держать его пленником в доме нельзя… Вот потому я и сказал, что спал еще в то время…

– Спал, когда докладывали? – уточнил Адриан.

Зенон лишь качал головой, пока Каллист наспех сшивал лоскуты своих скороспелых выдумок, Адриан же слушал молча, не подавая виду, верит он или нет, будто окаменев. И чем больше каменел, тем бессвязнее и жарче становились оправдания Каллиста:

– Нет, нет, до того спал, а в тот миг уже проснулся… – Каллист извивался, всем своим видом стараясь изобразить преданность. – А потом, потом я услышал крики… и даже спросил и велел поглядеть – что там… думал, одного из рабов наказывают плетьми… я вчера приказал… Но тут появилась твоя охрана, наместник…

– Скажи мне, а с прежним наместником Сирии Корнелием Пальмой был ты дружен? – нанес наконец удар Адриан.

– О да, сиятельный! Очень дружен. В те дни, когда он добывал для Рима Набатейское царство, я поставлял его армии вино, финики, инжир и пшеницу… После победы, когда новое царство было добыто не без труда, Корнелий Пальма часто приглашал меня во дворец и сам бывал у меня в доме.

– Значит, ты лично знаком с Корнелием Пальмой?

– О да, наместник, – охотно закивал Каллист и даже оживился, в надежде, что это знакомство поможет ему выпутаться из страшной передряги.

Адриан и Зенон переглянулись.

Получалось, что враг установлен, но легкость этого открытия смутила Адриана.

– А в последнее время ты поддерживал с Корнелием Пальмой связи? Писал ему, к примеру?