туалет, это не энурез это «ребенок писается в кровать», – она засмеялась. – Да, Анита писалась в кровать. А про Андрея не знаю. Он, когда стал оставаться у нас ночевать, уже большой был.

Самбуров кивнул.

– Товарищ подполковник! Вы монстр психологии! Все улики одним махом собрали, – совершенно серьезным тоном заявила Кира, когда они сели в машину. – Отличная база для обвинения – отрывала лапки птичкам, подожгла велосипед и писалась в кровать. Отнимаешь у меня работу!

Самбуров только хмыкнул и, заводя машину, обжег девушку взглядом.

– Можно еще в местную поликлинику заехать и выяснить про Крякина, писался он в кровать или нет. Участковые педиатры иногда это указывают в медкарте, – не унималась Кира.

Самбуров ежился и сопел под ее насмешливым взглядом.

– Тогда на Кракена у нас полный объем улик, а Хакимову можно взять как сообщницу. – Кира хмыкнула и наконец замолчала.

– А ты действительно считаешь, что Анита по-своему любила мать? – Самбуров уже не раз замечал, как Кира ненароком, мимоходом, поддерживает тех, кто встречается на ее пути. Тех, кто казнит себя, мучается ожиданиями, сожалеет, кого терзает совесть или обиды.

– Это вообще не имеет никакого значения, любит Анита мать или нет, помнит ли о ней сейчас. Женщину терзают сомнения, собственная неудачливость, сожаления и чувство вины. Она ведет внутренний бой с самой собой, инициированный претензиями дочери. А бороться с собой очень тяжело, вообще, бесполезно, силы равны. Ей нужна поддержка. Если мои слова хоть чуть-чуть придали ей уверенности, значит, они сказаны не зря. Обычно для людей очень важно одобрение окружающих.

– А что скажешь в целом?

– Она старается жить сегодняшним днем, делает маникюр, хотя на ее работе и нельзя отрастить ногти, пьет из красивых чашек, наверняка носит качественное и красивое нижнее белье, старается радовать себя мелочами. Еще хочет о ком-то заботиться. Но не о животном, не о кошке и не о собаке. Она хотела бы иметь внуков.

– Не буду повторяться, – буркнул Григорий.

– Не повторяйся, – согласилась Кира.

Но Самбуров все равно пробубнил:

– Не знаю, какие выводы можно сделать из этой информации.

– Завтра придет только Екатерина Коламут? Я бы еще с ее отцом поговорила. Что он скрывает, я теперь знаю. – Кира задумчиво уставилась в окно. На улице зажглись огни и вывески, на этом фоне закат проигрывал в яркости. Солнце садилось в море словно выцветшая декорация.

– Я написал Тереховой. Она решит вопрос. Придут оба. – Самбуров уверенно вел машину, искоса поглядывая на спутницу. – Скорее всего, угадаю, если скажу, что российского паспорта Екатерина Коламут не принесет. Не найдет.

– По нему в Абхазию выехала Анита Хакимова и, я так понимаю, еще не вернулась.

– Как ты думаешь, Анита подозревает, на что способен ее друг или возлюбленный, уж не знаю, кто ей Кракен?

Кира заметила, что Самбуров первый раз открыто признал, что убийцей, которого они ищут, является Андрей Крякин.

– Знает. Уверена, что знает, – спокойно заверила Кира. – Вот только признается ли сама себе, что он убийца. Она может считать, что он случайно, или вышел из себя, или вовсе – не надо было его злить.

– Удивительная женская черта, – хмыкнул Самбуров.

– В целом, да, – согласилась Кира. – Пока женщина любит, она преданна, она оправдает все что угодно. Совершенно искренне будет считать, что ничего страшного не произошло. Есть много случаев, когда у жестоких убийц, явных и безжалостных, были очень верные, поддерживающие их в злодеяниях соратницы.

– Ну да, а тут еще такая. Кто подумает на женщину-карлика? Она маленькая и слабая. Вызывает сочувствие и жалость.

Глава 19

Кира не следила за дорогой, пребывая в собственных мыслях, сопоставляя события. Григорий молчал, не мешал. Ему тоже было о чем поразмыслить, но он не сумел сосредоточиться. Как-то отстраненно он подумал, что сожалеет о невозможности чтения мыслей, которого так опасается все их управление. Он бы с удовольствием узнал, что творится в голове Киры Вергасовой, может, тогда бы чувствовал себя не таким чужим ей, не ощущал ее безумно неприступной.

Они спускались к морю. Самбуров припарковал машину неподалеку от Нижнеимеретинской набережной.

– Пошли, раз уж затеяла практиковать моржевание, – хихикнул он, рассчитывая, что Кира спасует.

Но та лишь загадочно улыбнулась.

Они зашли в бургерную и купили по большому, пол-литровому, стакану чая с пюре маракуйи. Кира предпочла без сахара. Прошлись среди праздно гуляющих людей, вдоль дорожки для самокатов и велосипедов. Обогнули бетонный парапет, вышли на пляж. Самбуров кинул на камни покрывало, сложенное в несколько раз, устроился поудобней и уставился на Киру, ожидая, как она продемонстрирует свои сверхспособности в виде погружения в ледяное море. Кира дернула бровью, хмыкнула и пошла надевать купальник.

Строго говоря, в подвиге девушка оказалась не одинока. Купальщиков, несмотря на уже поздний час и прохладную погоду, набралось немало. В основном мужчины. Они не желали признавать, что лето завершилось и следующий купальный сезон еще ждать и ждать.

– Может, все-таки передумаешь, – уговаривал Григорий облаченную в простой синий слитный купальник девушку. – По тебе мурашки бегают, я вижу. И по мне бегают, от одного взгляда на тебя.

Он умолчал, что мурашки по нему бегают не от холода, а от совсем других нахлынувших на него чувств. В купальнике, с заколотым вверх хвостиком волос, хрупкая и не устойчивая на камнях, Кира жутко манила. По золотой коже плясали оранжевые блики заходящего солнца. На губах играла улыбка от удовольствия и осознания абсолютного превосходства. Она сладко потянулась и пошла к воде.

Самбуров поерзал на коврике, принимая более удобное положение и ослабляя давление брюк в паху.

Как же она его будоражила. Непредсказуемая, шальная, непосредственная, словно ребенок, умная и занудная, будто академик. Ему хотелось знать, что она думает, что она хочет, что любит. А еще он ее хотел. Безумно. Гладить, обнимать, целовать… Григорий ловил себя на этих мыслях и желаниях все чаще. Все чаще они перекрывали все остальные мысли. Он тяжело возвращался из своих фантазий в реальность. В конце концов, она ему не подчиненная, ну если только формально. Кира вообще не умела подчиняться. Она, скорее всего, не очень понимала, как это делать. Григорий улыбнулся, поняв, насколько он прав. Она не служит в МВД, а значит, это не будут служебные отношения… Хотя когда его подобное останавливало? У него сдавали нервы. Ему все тяжелее и тяжелее давалось держаться на расстоянии от нее.

Кира осторожно ступала по камням. «Хороший массаж», – убеждала она себя с улыбкой. Носить кроксы или даже простые тапочки она отказывалась. Обувь претила ее представлению о легкости и свободе, которые должен