Развернулась и пошла на выход.

От моего пронзительного монолога несколько оторопели все. Нет, я не видела в передаче ни про какого сына-алкаша. Но по ряду пустых бутылок за диваном вывод сделать было несложно. Сама женщина пьянчужкой не выглядела, жила при этом достаточно скромно. Ошибиться я не боялась. Не сын, так муж, или какой другой родственник мужского пола, о чем говорили имеющиеся в квартире мужские вещи.

Родственникам таких страдалиц могу только посочувствовать, строят из себя невинных жертв, жалуются на пропойцу на каждом углу. Сами же при этом абъюзят и задалбывают бедолаг сыновей, мужей, отцов до такого состояния, что тем в пору в петлю лезть. Что там бутылка… При этом совершенно не хотят осознавать, что это они самолично и собственноручно творят с родственником подобное. Спонсируя и, по сути, никак не препятствуя процессу.

Спустившись на этаж ниже, встала как вкопанная на пороге, подняла растопыренную руку перед собой и замерла.

В квартире и подъезде стояла тишина. Лишь слышалось, как где-то на верхних этажах в квартире плачет навзрыд ребенок.

— Здесь весь подъезд пропитан негативом. Грязь, — я стряхнула рукой, — разврат, смерти.

Шагнула в квартиру и, потеснив счастливых обладателей, быстро пошла в направлении кухни. Встав в центре, развернулась к проему двери, дождалась, когда оператор займет удобную позицию, и начала свое соло-представление.

— Не так давно… Года два-три, — я поморщилась, — мерзость. Фу-у-ух…

Сделала продолжительный выдох, опуская голову, словно собираясь с духом.

— Здесь был притон. Постоянные крики, пьяные драки… — чуть запнулась, на миг задумавшись, переименовали уже или еще нет? — милицию вызывали неоднократно, — решила не рисковать. — Убийца здесь, — хватаюсь за горло, — душат… за волосы… бьют.

Замолчала, разглядывая свои руки и выдерживая паузу.

— Убили их не здесь. В ванной. Утопили. И дым… не понимаю. Вода и дым, как это? — спрашиваю наконец подошедших хозяев.

Отвечает мне Лера:

— Вы все говорите правильно. Два с половиной года назад здесь был бордель. Двух девушек задушили и утопили в ванной. А квартиру потом хотели сжечь, чтобы спрятать следы. Но соседи вовремя подсуетились.

— Понятно. Думаю, мы здесь закончили. Мы можем выйти на улицу? Мне плохо.

Плохо мне на самом деле стало — от духоты и тесноты. А еще от предвкушающих взглядов хозяев, порывающихся начать задавать неудобные вопросы.

Уже стоя на улице и глубоко вдыхая морозный воздух, дождались все съемочную группу и продолжили.

— Лера, я вам вообще не советую покупать квартиру в этом доме. Здесь все пропитано аурой насильственных смертей. А хуже этого сложно представить. Жители здесь не только не знают покоя и отдыха в собственном доме, эта энергетика оказывает негативное влияние и на их повседневность. Возможно, если найти хорошего батюшку и здесь все освятить… — я демонстративно осмотрела дом и вновь поморщилась, — но это такое… Батюшка должен быть… — покрутила рукой, — настоящим.

На этом мое испытание закончилось, и я пошла в автобус.

Утро вторника выдалось сырым и промозглым. Сезоны до сих пор не могли определить главенство между собой. Осень не давала зиме уверенно обосноваться, швыряясь то ветром, то ледяным дождем.

Испытание сегодня тоже не радовало позитивом. Нас привезли в тюрьму. Небо хмурилось. Тяжелые, свинцовые тучи того и гляди должны были рассыпаться тысячами ледяных осколков. Угрюмая погода добавляла гнетущей атмосферы.

Нас всех вывели из автобуса и сейчас мы стояли возле проходной, рассматривая километры высоких заборов, щедро украшенных колючей проволокой и табличками "Под напряжением".

Решили первым делом отснять вступительную речь. Пореченков в рубашке и легком пальто еще недавно постукивающий зубами от ледяного ветра, в кадре выглядел расслабленным и всем довольным. Такой профессионализм внушал уважение.

— Многие утверждают, что у каждого человека есть своя особая аура. И человек со сверхъестественными способностями способен ее увидеть. Для наших экстрасенсов сегодняшнее задание должно оказаться довольно простым…

Мои коллеги тоже довольными не выглядели. Понятно, что от сумы и от тюрьмы зарекаться не стоит, но и погружаться с головой с чужие грехи, коих в данном заведении хватает с избытком — удовольствие сомнительное.

Наконец пришла моя очередь и я узнала какая проверка нас сегодня ждала.

— Перед вами шестеро мужчин. Пятеро из них впервые переступили порог тюрьмы. Они никогда не были судимы и ни в чем не провинились перед законом. А один — реальный преступник, отсидевший два с половиной года. Вот чётки, которые были с ним на протяжении всего этого времени. И вот в запечатанном конверте его фотография. Распечатывать нельзя.

Улыбнулась лишь уголками губ на его попытки меня расшевелить. Но нет. Я девочка-ледышка. У меня образ.

— Разговаривать нельзя, в камеры заходить можно, — ведущий продолжал озвучивать задание, — трогать тоже можно, если нужно, — он хохотнул за моей спиной. — Осужденного зовут Алексей.

Атмосфера тюрьмы угнетала. Нет, конечно, никаких низких, давящих потолков или обшарпанных стен. Все вполне прилично. Мне кажется стены даже были свеже выкрашенны перед съемками, а все лишнее вынесено прочь.

Толстые, бронированные двери сейчас были распахнуты настежь. А мы стояли в коридоре, вдоль которого шли камеры. Заглянула в одну. Просторное, практически пустое пространство: стол с лавками, как я поняла, вмонтированными в пол. Сбитые деревянные нары или что-то похожее на широкую лавку. На них сидел мужчина. Лысый и угрюмый.

Черт. Меня напрягала не обстановка. Я не видела этого испытания по телевизору! А если и видела, то забыла.

Здесь должна начать звучать похоронная музыка. Достопочтенная публика мне не простит очередного столь фееричного провала.

Походила по коридору взад и вперед, позаглядывав в комнаты. Заходить внутрь совершенно не хотелось.

Попробовала закрыть глаза и призвать свой капризный дар. Но сопение Пореченкова и оператора над ухом сильно отвлекало. Надо что-то говорить…

— Очень тяжело определиться. Все из мужчин в той или иной степени когда-либо совершали, пусть незначительные, но проступки. Вплоть до кражи яблок в соседском огороде. Этот же мужчина, — я показала запечатанный конверт, — не виноват. Его оклеветали. Да и обстановка здесь сбивает. Страдания, расскаивание, даже смерти — это все отвлекает. Я не могу его обнаружить. Пусть мой ответ будет: вот этот человек.

Тяжко вздохнула и указала своим миниатюрным пальчиком в сторону третьей камеры.

— Давайте зайдем в камеру, — ведущий вошел первым и начал задавать мужчине вопросы. — Как вас зовут?

— Олег.