– Всех не посчитают. Тех, что в болоте утонули, сами прибавим, – Василий явно еще не отошел от страха, пережитого им в квартире Кальмара, и потому его тянуло на разговор.

Другие же люди Петровича работали с ним дольше и навидались всякого, у них выдавались деньки и погорячее. Ко всему привыкаешь со временем. Василий же был самым молодым из всей команды.

Петрович посмотрел на него без осуждения и понял: Вася к утру напьется как свинья. Будет выть, скулить, плакать. Но потом, протрезвев, глянет на свою рожу в зеркале и решит: ничего страшного в том, что произошло, нет. Не он бы убил, убили бы другие. Должен же кто-то делать грязную работу!

– Завтра притарабанишь мне ментовскую сводку.

Сводка Петровичу была без надобности, но он просто пожалел Василия.

«Нужно ему иметь на завтра какое-нибудь дело, тогда не напьется вечером до бесчувствия».

Джип подкатил к бывшему офису Малышева. Вывеску никто не менял, фирма продолжала существовать. В окнах – темнота. Петрович, прежде чем открыть дверь своим ключом, позвонил по мобильнику.

– Это мы, Миир, – коротко сообщил он в трубку.

Мальтинский сидел в кабинете хозяина. Свет не зажигал. Его пиджак висел на спинке кресла, галстук валялся на столе. Семен Борисович не стал снимать ноги со стола, когда в кабинет вошел Петрович.

– Свет включить?

– Садись, ты в полумраке хорошо видишь, у тебя глаза кошачьи.

– Помните…

Петрович опустился в мягкое кресло, ему пришлось наклониться вперед, поскольку вместо лица Мальтинского он видел ступни, затянутые в белоснежные носки, туфли стояли у стены.

Меняет он их, наверное, раза три на день. Не может так быть, чтобы целый день отходил, а носки остались как новые.

– Все хорошо прошло. Кальмар из цепи выпал. Но пришлось немного пошуметь. Камни реализуем, тогда и с Юсуфом до конца рассчитаемся. Тот согласится и подождать.

Мальтинский задумчиво смотрел в потолок.

– Камни реализовать – не большая проблема, но на это время надо. Ты, Петрович, обойдись в дальнейшем без самодеятельности. Если почувствуешь, что Юсуф занервничает, скажи мне, сразу с ним живыми деньгами рассчитаемся. Из дела нужную сумму вынем. Нам новые враги не нужны. Схему на государственном уровне отстраиваем. ФСБ, военные, администрации. «Крыша» у нас надежная до тех пор будет, пока делимся, не жалея. Не думай о том, что мы больший кусок сможем откусить в обозримом будущем. Получится – наше счастье, не получится – тоже неплохо.

Николай Бунин проснулся, когда луч солнца, пробившийся сквозь щель в занавесках, лег ему на лицо, он раскрыл глаза и увидел над собой потолок из соломенно-желтых досок.

«Где это я?» – не сразу сообразил парень.

Но тут он различил тонкую птичью трель и вспомнил, что ложился спать на даче Карла. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, за ней виднелась небрежно застланная кровать. Печка еще хранила тепло.

Николай прикоснулся к гладкому белому кафелю. Бунин поднял руку, часы на ночь он не снял. Стрелки показывали девять утра. Парень натянул джинсы и, шлепая босыми ногами по лакированным доскам пола, вышел на крыльцо. День выдался чудесный. Солнце еще не успело прогреть воздух, поэтому дышалось легко, хотя чувствовалось, что к обеду наступит жара. Карла нигде не было видно.

Умывшись ледяной водой из-под крана на улице и приведя себя в порядок, Бунин призадумался. Его собственное положение ему не понравилось.

«Я попал под замес, – определил он для себя, – проблемы у Карла, а мне приходится убегать вместе с ним. Куда же он подевался? Вдруг он уже не вернется сюда».

Бунин вышел за ограду и побрел по узкому проезду между дач. На него сразу же обратили внимание – своих тут знали в лицо.

«Вон и теремок Жакана».

Во дворе пусто, но дверь в дом открыта. Бунин гулко постучал в дверной косяк.

– Хозяин здесь?

– Иду, – донеслось из глубины дома.

Жакан спустился по крутой лесенке со второго этажа.

– Проснулся, значит? Карл, твой пацаненок пришел!

Законный спустился, ступая на деревянные доски лестницы так гордо, словно шел по мраморным ступеням собственного дворца.

– Кошмары не мучили?

– С чего ты взял?

– Кричал ты ночью, плакал, – было не понять, подкалывает Карл или говорит серьезно.

– Не помню, что мне снилось.

– Не тушуйся. В том, что человек кричит во сне, нет ничего зазорного. Даже самые крутые зэки этим грешат. Надо же когда-то давать себе отдых.

Жакан с легким недоверием смотрел на Бунина, он не понимал, как вор в законе Карл может считать Николая чуть ли не равным себе. Бывший зэк пытался найти этому явлению объяснение и не находил. Карл так и не посчитал нужным сообщить ему, что Николай – сын покойного Струны.

– Пока ты дрых, Жакан кое-что уже смастерил, – Карл пригласил Николая подняться наверх.

Крутая лестница вывела в небольшую комнату. За окном простирался умопомрачительный пейзаж, почти такой, как на картине Шишкина «Лесные дали», – до самого горизонта шел сплошной, ничем не прерываемый лес. На стенах висели аккуратно нарезанные березовые и дубовые веники для бани. На самодельном столе лежал включенный в розетку паяльник, пахло расплавленной канифолью, жженой изоляцией.

Николай в радиоэлектронике не разбирался, поэтому не сразу сообразил, что именно мастерит Жакан. Наконец среди хитросплетения проводков он рассмотрел детонатор взрывателя.

«Бомба. Только для кого Карл ее заказал?»

– Жакан – подрывник со стажем, – усмехнулся Карл, – гуманист хренов. Его бомбы чертовски избирательны. Пассажира в машине на куски разнесет, а шофер отделается испугом.

– Для кого бомба? – поинтересовался Николай.

– Он ее заслужил, – холодно ответил Карл, – хотя с большим удовольствием я прикончил бы его собственными руками. Ты говорил, что у тебя есть подружка, которую не будет жалко потерять.

– Я хочу, чтобы все обошлось без крови. Без ее крови, – уточнил Бунин, – девушка тут вообще ни при чем.

– И я надеюсь, что так оно и будет, – ухмыльнулся Карл, – ты ей ничего не говори.

– Я не могу ей ничего сказать, потому что сам еще ничего не знаю.

– Ты должен сделать одну вещь. Вы вместе должны ее сделать.

– Карл… – Бунин покачал головой, – никто никому ничего не должен.

Это замечание Николая нашло полное понимание у Жакана.

– Парень прав.

– Нет, – отчеканил законный, – сейчас как раз такой случай, когда все мы должны. И даже ты, Николай.

– Из-за Клары?