Назло пенсионерке он несколько раз газанул на месте, а затем, взвизгнув покрышками по асфальту, сорвался с места. Старуха, притаившаяся в темной комнате за занавеской, перекрестилась и послала вслед машине беззвучное ругательство.

Злость плохой помощник в любом деле. Петрович еле сумел вписаться на скорости в арку. Он вылетел на улицу прямо перед носом у слабосильного «жигуленка». Завизжали тормоза, послышался окрик:

– Козел!

Не обращая ни на кого внимания, Петрович выровнял машину, включил музыку. Эфэсбист не любил современные популярные ритмы, предпочитая им песни времен своей молодости.

Он промчался по центру города и вскоре уже катил по разбитой, давно не ремонтировавшейся улице вдоль железной дороги. То и дело темноту вспарывали прожектора поездов и электричек. Петрович проехал недостроенную коробку склада и остановил машину. Он сидел в салоне с включенным светом и неторопливо курил, любуясь отражением рубинового огонька сигареты в темном лобовом стекле.

Эфэсбист щелчком выбросил окурок в окошко. Со стороны склада показалась сгорбленная тень. Человек шел согнувшись так, словно хотел занимать поменьше места, а то и вообще исчезнуть.

– Петрович, – в окошке показалась рожа с двухдневной щетиной на подбородке, в других местах борода не росла. Голова у мужчины была круглой, как шар. Глаза, казалось, кто-то просто прорезал бритвой – две узкие щелки.

Эфэсбист брезгливо скривил губы и вышел из машины. Пускать в салон собственной тачки информатора с погонялом Ханой было не в его привычках – рожей не вышел.

– Петрович. Я не опоздал, – рукав кожаной куртки пополз к локтю, во мраке зеленым светом отливал циферблат командирских часов.

– Знаю, – неприязненно отозвался Петрович, – где Карл, узнал?

– Сукой буду…

– Будешь, если не скажешь, где Карл.

– Я повсюду узнавал. Пацаны сами не знают. Смотрящий как сквозь землю провалился – на дно лег. Никого не предупредил.

– Плохо узнавал. – Это прозвучало, как угроза.

– Если я давить начну, меня вмиг раскусят. Он прячется. Говорят, из-за Кальмара. Таджика вместе со всей бригадой прямо в квартире положили.

– Ты не про Кальмара узнать взялся. Про него я и без тебя знаю. Где Карл? Или снова на зону захотел? Попадешь, обещаю. Да не просто, уркаганам шепнут, за что ты на досрочно-условное ушел. До зоны даже не дотянешь.

Бывший зэк, всего год как вышедший на волю, выставил перед собой ладони.

– Не надо, – абсолютно искренне вырвалось у него.

– А придется…

Вспоминать о том, что он сдал пацанов, «вставших на лыжи» – убежавших из зоны, не хотелось. Сам же им и подсказал, у кого можно на первых порах разжиться деньгами и оружием. Откуда им было знать, что Ханой уже на первом курсе института, откуда его вскоре выкинули, был завербован КГБ? Прихватили с наркотиками. А бывших сексотов не бывает. ФСБ провела операцию по поимке беглецов ловко, никто на Ханоя и не подумал. Своих информаторов Петрович оберегал до тех пор, пока от них была польза.

Ханой потер глаза-щелочки и заискивающе посмотрел на человека, от которого всецело зависела его дальнейшая судьба. Знал, что упрашивать Петровича бесполезно.

«Мне ходить на свободе до тех пор, пока я им нужен».

Ханой за годы стукачества научился мастерски дозировать информацию, выдавал ее ровно столько, чтобы его на время оставили в покое. Он мог знать много, но всего никогда не сообщал.

«Не отвяжется, – с досадой подумал бывший зэк, – ей-богу, не отвяжется просто так».

Если бы он знал, где искать Карла, сказал бы не задумываясь.

– Петрович, – Ханой облизнул пухлые, как у негра, губы, абсолютно не вязавшиеся с его азиатской внешностью, – на Карла ниточка есть.

Взгляд эфэсбиста оставался холодным, как у арктической рыбы, ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутренне Петрович и напрягся.

– У законного дружок есть. Парнишка.

– Ты мне не заливай. Карл мальчиками никогда не интересовался.

– Не знаю, что их связывает, трахаются они или водку вместе пьют, – ухмыльнулся Ханой, – но только раза два в неделю они встречаются. Парнишка слепой, в переходе на Тверской на клавишах играет. Я его пару раз видел. Смазливый, такие бабам нравятся. Обедают они иногда вместе, в баре перекусывают.

– Слепой, говоришь? – безразлично поинтересовался Петрович.

– Не говорю, а так оно и есть. Его многие в том районе знают, он и живет поблизости. Мне о нем расспрашивать не с руки, вмиг засекут, а вашей конторе – в самый раз.

Петрович постоял, зажмурившись. Вспомнилось, что Василий говорил о каком-то слепом парне у окна в гостинице «Минск», когда они прихватили Клару.

«Черт, – выругался про себя эфэсбист, – а я-то решил, что баба одна пришла в номер».

– Покажешь тот переход. Садись в машину.

Ханой недоверчиво покосился на Петровича. Проехаться вместе ему предлагали впервые. ФСБ никогда не интересовало, какими путями добирается стукач на место встречи.

– Не на заднее, а на переднее садись, – зло прикрикнул Петрович на Ханоя.

В центре стукач бывал нечасто, сотрудничество с ФСБ не спасало от ментов. С его рожей патрульные останавливали через квартал и требовали предъявить документы. Не всегда такие встречи кончались мирно.

– Все, начальник, дальше я уж пешком до метро, на следующем перекрестке переход, там он и играет.

Петрович притормозил так резко, что Ханой чуть не разбил голову о лобовое стекло.

– Проваливай.

«Вот и благодарность конторщика, – бормотал Ханой, стоя у бордюра, – ни тебе спасибо, ни денег».

На душе сделалось легче, его оставили в покое, как минимум до завтра, а если повезет, то и еще пару дней прихватить удастся. Ханой дураком не был, знал, что долго не протянет. Если сам не засыплется, конторщики сдадут, когда выкрутят его, как мокрую тряпку, – досуха. Но пока еще он был жив и даже вполне здоров.

«Пузырь возьму», – решил он.

Бывший зэк после досрочного освобождения напиваться в компании не рисковал, мог по пьяни и сболтнуть что-то лишнее. Пил в одиночестве, закрыв дверь квартиры на все замки, после к телефону уже не подходил до самого утра. От мысли про спиртное у Ханоя по телу пробежала теплая волна, а во рту сам собой материализовался обжигающий вкус водки.

– Гражданин, – услышал Ханой властный голос, – документы у вас есть?

Ханой расплылся в улыбке. Патрульно-постовой сержант нутром чуял в нем бывшего зэка.

– А как же, гражданин начальник. Теперь в Москве без документов и шага не сделаешь, – без резких движений, он извлек из кармана потертый паспорт и вручил постовому.

Под прозрачную обложку на развороте с фотографией были запихнуты сложенные втрое десять баксов. Краешек купюры слегка выбивался из-под пластика, прямо-таки провоцировал – подцепи ногтем и забирай. Сержант подцепил купюру и вручил владельцу: