Она опять уставилась в окно, а он тронул машину с места.

– Это был комплимент. Ладно, выразимся иначе: очень темпераментную. Против такой формулировки ты не возражаешь?

– Нет, – твердо сжала она губы, все еще сердясь.

– Ну и ладно. Сейчас прихватим закуски, и в мотель. Выпивку я сюда из Питера вожу.

Войдя в номер, Наташа отправилась мыться, а Пахомов занялся сервировкой стола.

Выйдя, она не стерпела и спросила:

– И все-таки, что ты там купил?

– Хочешь, посмотри… – протянул он ей коробку.

Она открыла коробку, но, увидев искусственный фаллос, тут же выронила ее и завизжала:

– Фу, гадость, меня сейчас стошнит!

Боря расхохотался:

– А я-то думал, что тебе понравится, и ты, долгими вечерами, в мое отсутствие… Не все же правой рукой…

Сообразив, что он имеет в виду, Наталья кинулась к нему, норовя ухватить за ухо. Он ловко отскочил и, останавливая ее вытянутыми руками, произнес:

– Анекдот.

И продолжил дикторским голосом:

– Дневник онаниста. «Понедельник. Сегодня занимался сексом правой рукой. Ощущения потрясающие. Вторник. Сегодня занимался сексом левой рукой. Впечатление значительно хуже. Среда. Сегодня занимался сексом с женщиной. Жалкое подобие левой руки».

Сдерживая готовый вырваться смех, Наташа проговорила вкрадчиво:

– Когда в результате своего разврата станешь импотентом, будешь этой штукой своих шлюх приманивать.

– Ну, до импотенции еще далеко, и я тебе это докажу, только давай сначала выпьем.

– Прежде убери эту дрянь. Как ты додумался купить такое!

– Да не тебе я его купил, и не себе – сувенир приятелю, – сказал Боря, убирая «игрушку» в коробку, – ты что, шуток не понимаешь?

– Может, я шуток не понимаю, зато у тебя нет чувства меры. Ты просто пошляк и циник!

– Ну, чем мне заслужить твое прощение? – жалобно простонал Боря.

– Сам знаешь, чем, – многозначительно кивнула она, беря в руки рюмку, – и я еще посмотрю, прощать ли тебя.

Первую половину воскресенья они провели в аквапарке. Наплававшись вволю, покинули Хельсинки и помчались в сторону границы.

– Как здорово, с Димкой бы сюда! – мечтательно вздохнула Наташа.

– И с Димкой съездим, обязательно. Как тебе город, магазины?

– Знаешь, что меня поразило? Возле супермаркета тележки стоят, и никто их не охраняет!

– Здесь и велосипеды просто так оставляют на улице – у нас бы давно ноги приделали.

– Центр Хельсинки местами похож на Питер.

– Естественно, во времена Российской империи здесь трудились те же архитекторы. Но зато – как чисто! А у нас с этим Ельцинским разрешением торговать везде и всем город просто в помойку превратился!

– Это точно, я тут на площади Мира из метро вышла, и обалдела: народ стоит шеренгами, продают все подряд – посуду, белье, детские вещи, шубы. И между этими рядами протискиваются потенциальные покупатели. А лица и у тех, и у других озабоченные, хмурые, злые.

– Я тоже видел. Грустное зрелище, совсем не похоже на блошиные рынки на Западе. Там в определенных местах тоже торгуют всем подряд, но нет этого ощущения безысходности, да и ассортимент другой.

Они помолчали, и вдруг Наташа спросила:

– Борь, а тебе не бывает стыдно перед людьми, что ты сыт, а они в переходе милостыню просят?

– Мне бывает больно, глядя, как наш народ деградирует, а милостыню просить только безрукий может, остальные в состоянии хоть что-нибудь сделать. Даже полуслепая старушка способна связать пару носок или салфеточку, что порядочные бабульки и делают. А те, кто пустые руки протягивают – обманщики, они на нищенскую мафию работают.

– Все-то ты знаешь, откуда?

– Валера Новоселов рассказывал.

– В метро музыкантов развелось… Одна женщина в переходе с Гостиного двора на Невский так на скрипке играет – заслушаешься!

– Ну, она-то свой хлеб честно зарабатывает.

– Все равно жалко, – вздохнула Наташа.

– Не бери в голову, от наших переживаний ничего не изменится.

– А как же социальная справедливость?

– Справедливость… Еще скажи, коммунизм. Утопия. И знаешь, мне кажется, в Финляндии социализма больше, чем у нас было. Состоятельные люди платят достаточно большие налоги, а государство заботится о том, чтобы малоимущие не страдали.

Наташа помолчала и выдала:

– А мне порой бывает стыдно, что у меня есть деньги, а у других нет.

– Но ты этого достигла своим трудом? Я тоже. Благодаря мне не одна сотня людей имеет приличный заработок. Ты платишь зарплату двадцати женщинам – уже благое дело. Но лишних бабок ни у тебя, ни у меня нет, все в бизнесе. Вот когда появятся лишние – займешься благотворительностью, откроешь богадельню.

– А ты?

Боря рассмеялся:

– Там видно будет! Может внесу в твой фонд пару долларов. А сейчас-то как твои дела, меценатка? Помощь не нужна? Только денег не проси, новое дельце наклевывается. У меня теперь только зарплата.

– Нужны мне твои деньги! – фыркнула Наталья. – Сама вроде обошлась. Косметический ремонт мастерских оплатила за счет проданного лишнего оборудования. Ларек с хозтоварами оказался очень кстати, прибыль капает. Купила подержанные кресла и фены, зеркала повесила. На днях парикмахерская заработает. Зато на наши изделия спрос упал…

– Вот видишь, я предупреждал, кончаются у населения денежки. Вернее, у тех, на кого рассчитана твоя продукция. Насчет парикмахерской – тоже не слишком обольщайся, скоро народу не до причесок будет.

– А твоя парикмахерша, Зина, говорила, что у нее на две недели вперед все расписано…

– Но она мастер с именем, и где работает? На Марата, а это центр. Клиентура у нее богатая, в вашем районе такой нет, поэтому она и отказалась с тобой работать. Хоть советы дельные дала?

– Да, и четырех мастеров сосватала, да еще маникюршу.

– Когда открываетесь?

– Через неделю, надо от СЭС разрешение получить и вывеску повесить.

– Есть повод устроить презентацию, как это теперь называют. Это мероприятие мы с Андреем возьмем на себя. Кстати, Людмила как, собирается с ним жизнь связывать? А то он настроен решительно, его развод в процессе. Думает к новому году жениться.

– Людка вполне довольна жизнью, но от штампа в паспорте не откажется.

– Как и любая женщина, ты разве откажешься?

– Я пока замуж не собираюсь, – ответила Наташа, с любопытством ожидая продолжения.

– А если я очень попрошу?